— А твои родители меня ждут?
— Нет. Я им сказала, что ты, может быть, придешь сегодня, а может быть — в другой день.
— Тогда лучше в другой.
— Как хочешь.
Мой ответ ее едва ли разочаровал. Она подошла к моей кровати, взяла из-под подушки ночную рубашку, уготованную для наших ночей, белую рубашку, застегивавшуюся на вороте и на запястьях.
— Завтра надену новую, — сказала Клэр.
Чувствовалось, что в ее семье всегда меняют белье по воскресеньям. Клэр завернула рубашку в газету.
Когда я остался один, передо мной протянулось воскресенье, словно декорации с ложной перспективой. Я постучался в дверь Рене. Он работал, сидя за столом. Он бросил на меня рассеянный взгляд. Ну и воскресенье же нам предстоит!..
Я бросился на улицу вдогонку за Клэр. Я заметил ее уже недалеко от шлагбаума, окликнул издали. Она обернулась, раскрыла мне объятия:
— Как ты мил!.. Я так и знала, что ты придешь.
Дорога круто шла вверх.
— Тащи меня, — сказала мне Клэр.
Я взял ее за пояс и потащил по дороге. Она притворялась, будто она тяжелая, но все же поднималась. Она была моя. Я был совершенно счастлив, что тащу Клэр; ко мне вернулись силы.
— Ну вот мы и пришли. Здесь я родилась.
Нельзя было бы догадаться, что Клэр родилась в этом доме, дом как дом, с садом, похожим на соседние. Единственным отличием от соседних домов был номер над калиткой. Клэр родилась в номере «пять», а не где-нибудь в другом месте.
Я хорошо сделал, что пришел. Меня явно ждали. Мне был поставлен прибор, в конце стола стояли цветы, а с каждой из четырех сторон — четыре блюда с разными закусками.
Братишка уже сидел за столом, устроившись на своем стульчике с дыркой. Он решил, что гость припозднился, и уже начал есть свою салфетку. Он находил ее очень сочной и вращал огромными глазищами. Я приветствовал его, окруженный всей семьей. Затем сели за стол. Тарелки стали переходить из рук в руки, как при игре в веревочку[6]. Целью было избавиться от сардин. Поскольку все были против меня, я всегда проигрывал. У меня вечно оказывалось по тарелке в каждой руке. Меня называли «доктор», но прежде, чем сказать «доктор», вытирали себе рот. Отец вытирал свои длинные седые усы.
— Кушайте, доктор, кушайте.
Я не мог кушать, я был слишком занят отпихиванием тарелок, поступавших ко мне со всех сторон. Я сваливал их Клэр, сидевшей слева от меня. Клэр тоже не ела. Она вертелась на своем стуле, как черт в кропильнице.
— Не вертись, — сказал ей отец, — сидишь, словно тебе шило в зад воткнули.
От этой неловкой фразы мы покраснели.
Мать сновала из кухни в столовую, пир был горой. Она была похожа на Клэр. Мне достаточно было посмотреть на нее, чтобы узнать, какой станет Клэр к пятидесяти годам. Она станет печальной и доброй; у нее будет длинное лицо грустного кролика.
Посреди обеда послышался шум самолетов, звук невероятно громкий, который усиливался каждый миг. Отец с заткнутой за пристяжной воротник салфеткой бросился к окну, издал возглас удивления. Все поднялись вслед за ним. У окна я обнял Клэр за плечи. Отец считал самолеты.
— Сорок, пятьдесят, сто, триста. И не сосчитаешь, все небо в самолетах.
— Это на Сицилию, — сказала мать. — Вчера уже бомбили Палермо. Но что они возьмут в этот раз!
От гудения моторов дрожал дом; нас возбуждала мысль о смертоносном дожде, который прольется на других, а не на нас. Отец взглянул на часы:
— Половина первого. В Палермо еще сидят за столом.
— Это им будет на десерт, — сказала мать, и от этого замечания мы все расхохотались, согнувшись пополам.
Мы вот на правой стороне; эти самолеты, наши самолеты, покажут людям из Палермо, что не стоит шутить с людьми из Ифри.
— У нас тоже будет бомба, — сказала мать, — но из мороженого.
Мы вернулись за стол с обновленным аппетитом. Отец наполнил мой стакан.
— Все-таки страшная вещь эта война, — сказал он.
Эта мысль вызвала глубокое молчание, которого не могло заполнить позвякивание вилок.
— В конце концов это ведь такие же мужчины и женщины, как мы.
Доброта отца воссияла в наших сердцах. Под столом Клэр положила руку мне на колено.
После обеда мне представили ученого голубя, которого звали Простак, и собаку, умевшую давать лапу. Затем Клэр провела меня по дому.
Она показала мне свои книги, свою кровать, свой шкаф; представила мне всю мебель в своей комнате. Под конец я поцеловал ее долгим поцелуем, не сводя одного глаза с приоткрытой двери. Но никто нам не помешал; нас оставили в покое за плохо прикрытой дверью, в таком покое, что, вернувшись в гостиную к остальной семье, мы оказались помолвленными. Ни о чем таком не говорилось, но было условлено, что мы с Клэр любим друг друга.
6
Игра, при которой игроки передают друг другу за спиной какой-нибудь предмет, а ведущий должен угадать, в чьих руках он сейчас находится.