Значит, Клэр от меня отступилась. Так ли велика была моя вина? Клэр больше не прощала. Этот тяжелый ящик на площадке был приговором Клэр. Она объявляла меня виновным, она осуждала меня без права подачи апелляции. Чемодан, содержащий морфий, объявлял о том, что Клэр отказывалась исцелить меня. Это был отказ в оказании помощи, чудовищное равнодушие прохожего, который, увидев, как вы перелезли через перила моста, продолжил бы свой путь.
Но хорошо ли я понял ее послание? Не пропустил ли строчку?
Надо было перечитать, рассмотреть его со всех сторон.
Я почувствовал, что мое сердце забилось сильнее. Кровь прилила к ногам, сметя с пути усталость. Я бросился на площадку, потащил чемодан через темноту, через коридор, прямо к себе в комнату.
Слабого света с улицы мне было достаточно. Ключи были прикреплены к ручке. Я открыл крышку, засунул руку в кипу одежды. Какое-то время сидел неподвижно, сжимая в руке свое сокровище. Я заметил, что плачу.
Тогда я стал повторять шепотом имя Клэр, чтобы солгать себе, чтобы дать своим слезам достойное оправдание. Ибо я плакал от радости, сидя на чемодане, в луче света, лившегося с улицы.
Я никогда не выздоровею. Я повторил эти слова несколько раз, как только что повторял имя Клэр. Я попытался прийти от этого в ужас; притворно вздрогнул.
Но нет, эти страхи были не в счет. Они имели не больше значения, чем потерянная любовь Клэр. Я не вырвусь из круга. Я вспомнил слова полковника медслужбы: «Вы не справитесь с этим один».
Мой шприц уже наготове. Я еще успел сделать себе укол. Затем дверь внезапно открылась. Зажглась люстра. Передо мной стояли три санитара.
Клэр меня выдала.
Они увезли меня в карете «Скорой помощи». Мы пересекли весь город. Приехали в незнакомую мне больницу за городом, похожую на монастырь.
Кто-то сказал: «Надо сходить за директором».
Меня ввели в маленькую приемную, стены которой, окрашенные в яркие цвета, образовывали свод. Вся мебель состояла из двух низких стульев. Я сел. Начал продумывать то, что я скажу.
Я скажу: «Я не виноват. Я сделал себе первый укол почти год назад, просто так, из интереса. А теперь…»
Директор все не шел. Я стал ходить по комнате, готовя свою защитную речь.
В глубине была низкая дверь. Я открыл ее.
Маленькая красная лампа плохо освещала часовню, алтарь, бронзовые подсвечники. Но мне не требовалось больше света.
Оробев, я остановился на пороге. И подумал: «А не этого ли я искал?»