Знаю, бывают жены, которые падают на колени, рыдают, просят, низко склонив голову, прощения. Если нечто подобное произойдет у нас с Тересой, я все брошу и сдамся. Тогда, несмотря на все мои титанические усилия избежать этого, я стану обыкновенным обманутым мужем. Господи, укрепи мой дух и мою веру в то, что Тереса не унизится до подобной сцены!
В «Возвращении крестоносца» все кончается хорошо, так как в последнем акте Гризельда удостаивается романтической смерти, а двое соперников, породненные болью утраты, вложив воинственные шпаги в ножны, клянутся провести остаток дней своих на поле брани. Но в жизни-то все не так.
Да, Тереса, возможно, между нами все кончено. Но занавес еще не упал, и надо во что бы то ни стало продолжать играть. Я понимаю, что жизнь поставила тебя в невыносимое положение. Должно быть, ты чувствуешь себя актрисой в пьесе без развязки, играющей для никого. В твоей роли не осталось больше слов, а суфлера давно уже не слышно. Но на самом деле зритель с нетерпением ждет развязки и в ожидании развлекается измышлением историй, порочащих твою честь. Ну что ж, Тереса, самое время начать импровизировать.
1947
«ПОКА БЫЛ ЖИВ, ОН ТВОРИЛ ДОБРО»
Сегодня я опрокинул на стол баночку с клеем. Случилось это ближе к вечеру, когда Педро уже ушел. Мне пришлось самому заняться уборкой, переписать четыре уже подготовленных письма и заменить обложку на одной из папок с документами.
Наверное, всю эту возню можно было отложить до завтра, перепоручив ее Педро. Но, на мой взгляд, это было бы несправедливо. Полагаю, что ему вполне хватает и обычной ежедневной работы.
Педро — отличный сотрудник. Он проработал у меня несколько лет, и я ни в чем не могу на него пожаловаться. Наоборот, Педро как человек и как сотрудник заслуживает самых хвалебных отзывов. В последнее время я стал замечать, что он выглядит несколько обеспокоенным и словно хочет что-то сообщить мне, но никак не может решиться. Боюсь, что работа у меня стала утомлять его или разонравилась. Чтобы хоть немного снизить его нагрузку, я с сегодняшнего дня буду по мере возможности помогать Педро. Перепечатывая сегодня залитые клеем письма, я обратил внимание на то, что отвык от пишущей машинки: печатаю медленно. Что ж, тем лучше: небольшая практика будет мне только полезна.
Решено, с завтрашнего дня вместо безразличного ко всему начальника у Педро будет надежный товарищ, всегда готовый помочь ему в работе. И все благодаря опрокинутому клею, уборка которого и натолкнула меня на эти размышления.
Всякого рода перевертывания, опрокидывания и разбивания, происходящие по вине каких-то загадочных, необъяснимых движений локтя уже не раз становились моей немалой головной болью (на днях я умудрился уронить и разбить вдребезги вазу в гостях у Вирджинии).
В дневнике нужно отмечать и случающиеся неприятности. Вчера ко мне вновь обратился господин Гальвес и опять предложил мне поучаствовать в своих грязных махинациях. Я в негодовании. Он посмел удвоить предлагаемое мне вознаграждение, видимо полагая, что я все же соглашусь поставить свою профессию и свое дело на службу его преступной алчности.
А ведь если я приму от него какую-то пригоршню монет — целая семья будет разорена, оставлена без единого гроша! Нет, господин Гальвес, найдите себе другого пособника; я — не тот, кто вам нужен! Я решительно отказался от сомнительного предложения, и этот презренный ростовщик ушел, умоляя меня напоследок сохранить в тайне наш разговор.
Подумать только: а ведь господин Гальвес состоит в нашем Союзе! Нет, у меня, конечно, тоже есть небольшой капитал (несопоставимый с тем, каким обладает Вирджиния), собранный по грошу, путем постоянных отказов себе в чем бы то ни было, но чтобы я согласился приумножить его каким-нибудь недостойным, неправедным способом — да ни за что!
В остальном день прошел хорошо, и мне удалось доказать, что я способен добиваться задуманного, а именно — быть по отношению к Педро небезразличным, участливым начальником.
С особым интересом читаю предложенные мне Вирджинией книги. Библиотека у нее небольшая, но подобранная со вкусом.
Только что закончил читать книгу, озаглавленную «Размышления христианского рыцаря», принадлежавшую, несомненно, покойному супругу Вирджинии. Получил достойный урок того, как нужно уметь выбирать и ценить хорошую литературу.
Очень надеюсь на то, что сумею стать достойным наследником этого почтенного господина, который, по словам Вирджинии, всю свою жизнь стремился следовать мудрым заповедям сей книги.
Дружба с Вирджинией идет мне во благо. Она наполняет особым смыслом исполнение моих общественных обязанностей.
Не без удовлетворения узнал, что наш священник на одном из заседаний Морального союза, на котором я не смог присутствовать по причине плохого самочувствия, лестно отозвался о работе, проводимой мною в качестве редактора «Христианского вестника». Это периодическое издание ежемесячно освещает благие дела, осуществляемые нашим неформальным объединением.
Моральный союз занимается пропагандой и восхвалением религии, освещает церковную деятельность, а также считает себя призванным строго надзирать за моралью и нравственностью в нашем городке. Кроме того, немалые усилия и средства направляются Союзом на благо культуры. Разумеется, время от времени перед членами Союза встает задача по преодолению тех или иных трудностей экономического характера, с которыми столь часто сталкивается наш небогатый приход.
Принимая во внимание благородство своих целей, Союз вправе требовать от входящих в него членов образцового с точки зрения морали поведения — под угрозой применения к отступникам самых суровых санкций.
Если кто-либо из членов Союза нарушает тем или иным образом предписанные уставом моральные нормы поведения, ему выносится первое предупреждение. Если он не делает надлежащих выводов, за первым предупреждением следует второе, за вторым — третье, оно же — последнее, за которым уже неизбежно исключение.
Такая суровость не должна казаться излишней: Союз был создан и существует для тех, кто своим поведением способствует исполнению его столь благородных и возвышенных целей. Не без удовлетворения я вспоминаю, что за всю историю его существования было вынесено лишь несколько предупреждений и всего один раз дело дошло до исключения. Напротив, куда больше среди нас тех, чья достойная жизнь, чьи заслуживающие уважения деяния получили лестные отзывы на страницах «Христианского вестника».
Мне доставляет истинное удовольствие писать о нашем Союзе на страницах этого дневника.
В моей жизни Моральный союз занимает значительное место — наряду с благотворным влиянием Вирджинии.
То, что я веду этот дневник, тоже следует отнести к влиянию Вирджинии. Это ее идея. Она ведет свои записи уже много лет, и получается это у нее превосходно. У нее есть особый дар, умение излагать события так, что они приобретают новые грани, становятся приятнее и интереснее. Не буду скрывать: порой она кое-что преувеличивает. Например, на днях она зачитала мне описание нашей прогулки, которую мы совершили в компании одной супружеской пары, чье расположение мы оба очень ценим.
Так вот: прогулка была как прогулка — ничего особенного; даже, следует признать, не без неприятных моментов. Дело в том, что человек, которому было поручено нести провизию, подвернул ногу и растянулся на земле, вследствие чего на пикнике нам пришлось вкушать какую-то жалкую мешанину из различных продуктов. Сама Вирджиния тоже споткнулась (пока мы преодолевали участок пересеченной местности) и изрядно ушибла ногу. На обратном пути нас застал дождь, так что домой мы вернулись промокшие и по уши в грязи.
Странное дело: в дневнике Вирджинии не только не упоминаются эти неприятности, но к тому же все мероприятие предстает в ином свете. Вирджинии, оказывается, вся прогулка от начала до конца представляется очаровательным времяпрепровождением. Холмы, деревья, небо — все описано просто великолепно. В записях фигурирует даже какой-то журчащий ручеек, которого я, честно говоря, не видел и не слышал. Но самое интересное заключается в том, что ближе к концу повествования Вирджиния вспоминает о разговоре со мной, разговоре, которого ни тогда, ни в какой-либо другой день между нами не было.