А ведь он когда-то хвалил меня!
– Из текста представленного протокола, – чуть оживленней заговорил, – нам абсолютно не ясно, в чем состоит вина исключаемого, в чем именно он нарушил устав ВЛКСМ. Райком комсомола Петроградского района не посчитал убедительными обоснования и не утвердил исключение из комсомола студента ЛЭТИ Валерия Попова. Председателю комитета Тойбину Рувиму выносится порицание за необоснованное обвинение. Всё!
Он захлопнул гроссбух и, так и не глянув на меня, ушел в маленькую дверку.
Я сразу не понял… Не исключили, что ли? Вот это да!
«…А куплю-ка я себе эскимо!» – решил сразу. Купил. Вкус тот же! И даже еще вкуснее! Ура.
– Рубани! – сказал кто-то рядом со мной. Это был Юра. Так говорили мы, когда кто-то выходил во двор, бахвалясь съедобным.
– Кусни! – я протянул ему эскимо.
Рувим с той стороны улицы смотрел с ужасом, как первый секретарь Петроградского райкома ВЛКСМ откусывает от моего эскимо. Поймав взгляд Рувима, я пожал плечом: «Что делать? Отказать невозможно».
Тут уже накинулись на меня друзья, которые, оказывается, были рядом.
Медленно, порой мучительно, но процесс морального выздоровления пошел. Как? Я и говорю – «мучительно». Мы с друзьями решили связать себя узами брака, создать семьи. Но произошло это после суровых испытаний, которые необходимо было пройти. Жизнь преподнесла нам урок!
…Недавно, проезжая по Кольскому полуострову в печали (все было занавешено пургой), я вспомнил вдруг, что когда-то здесь было довольно весело. Хибины были (не знаю, как сейчас) наимоднейшим местом, сюда съезжались покрасоваться лучшие люди Питера и некоторых других городов – успешные, спортивные, элегантные, веселые – и безоглядные, как мы. Весь мир был у наших ног – как та сияющая снегом гора. Безоговорочно веря в свое всемогущество – загорелые, гибкие, каждый мускул звенел, – мы съехали однажды с друзьями вчетвером вниз на лыжах и решили продолжить путь в поисках необычных приключений (обычными мы были уже пресыщены). Внизу оказалось темновато. К тому же разыгралась пурга!
Наконец, мы выбрались на глухую улицу. Почта, родная до слез, с голубенькой вывеской. «Надеюсь, почтальонша – хорошенькая?» – высокомерно подумал я… Как же! Старуха. И даже – две. И тут работал некий телепатический телефон? – вскоре появились еще две, ничуть не краше. Их стало вдруг четверо… как и нас! К чему бы это?
Хихикая, они сели на скамейку напротив, как на деревенских танцах. Потом появилась вдруг горячая кастрюля пахучего зелья, в котором путались какие-то травы, но которое тем не менее мы почему-то принялись жадно пить. Вскоре я стал замечать, что мы сделались довольно неадекватны – хохотали, расстегивали рубахи. Опоили нас? Вдруг Слава, мой ближайший друг, взмыл в воздух. От зелья шел пар – видно плохо. Но я успел разглядеть, что самая маленькая, коренастая – настолько маленькая, что почти не видно ее, – вскинула моего ближайшего друга на плечо и куда-то понесла. Зачем? Догадки были самые страшные – и, увы, почти оправдавшиеся. Руки-ноги его безвольно болтались… а ведь сильный спортсмен!
– Вячеслав! – вскричал я.
Но тут и сам неожиданно взмыл в воздух. Куда это я лечу? Хоть бы одним глазком увидеть, кто меня несет? Может – хорошенькая?.. Но навряд ли. Кроме вьюги и завывания ветра, я ничего не видел и не слышал. Наконец, прояснилось. Но притом – испугало… Совсем другая изба, значительно более бедная, чем даже почта… Окоченел я без движения, на морозе задубел – и, как бревно, тяжело был сброшен возле печи. Сожгут меня, как полено? Ну и пусть. Воля моя была почти парализована зельем. Наконец-то я разглядел мою похитительницу… Суровая охотница, на крупного зверя. Себя почему-то не представлял в роли жертвы. Напрасно!.. Воображение мое тоже, видимо, было парализовано. Она появилась в белой длинной рубашке, похожей на саван. Я задрожал. Видимо, начал отогреваться. Хозяйка моя вдруг полезла в раскаленную русскую печь через узенькую дверцу. Зачем? Потом я вспомнил из рассказов отца, что в русской печи не только готовят, но и моются… Но с чего ей вдруг примерещилось – мыться? И, как вскоре выяснилось – в интересной компании. Вдруг из печной тьмы высунулась костлявая ладошка и поманила меня. Я замер.
Кто-то стучал в заиндевелое окно… лыжей! – разглядел я. Иннокентий махал ладонью куда-то вдаль.
– Уходим! – понял я.
Спасибо ему.
Сдвинул набухшую дверь – и в пургу. Лучше замерзнуть! Мы, дрожа, собрались на площади. Или это был широкий такой перекресток?.. Ушли?
– Моя бежит! – вдруг закричал я.
Она неслась в белой рубашке, как маскхалате, с каким-то длинным предметом в руке. Ружье? Ну это как-то уж слишком!