– Как вы догадались, пани Марта? – выдохнула она.
– О чем, девочка? – Старушка взяла в руки чашку и принялась ее с интересом разглядывать.
– О том, что я придумала его точно таким.
– А это он и есть, – спокойно сказала Марта. Поставила на место чашку и принялась за блюдце. – О, лаванда, как мило.
– Издеваетесь, да?
– Тебя что-то беспокоит, девочка?
Адель не знала, как ответить на этот вопрос. Меня беспокоит все? Она переводила взгляд со старушки на сервиз и обратно. Как Марта догадалась?
Часы пробили восемь. Ада бросила взгляд на циферблат и подскочила. Сейчас мать позовет ужинать, а это было пострашнее открытия, что пани Марта угадывает мысли. Старушка и сейчас поняла все без слов.
– Ты заглядывай, – только сказала она, открывая окно. – Можно не таким экстравагантным способом. И не переживай насчет сервиза.
«Как же, не переживай», – подумала Ада, но спорить было некогда.
Старушка проследила за тем, как Адель забирается на лестницу, помахала рукой и скрылась в глубине комнаты. Ада начала свое восхождение. Забираться вверх оказалось гораздо сложнее, а может быть, к вечеру приморозило. Так или иначе, ноги соскальзывали через ступеньку, и добралась до родного окна Адель совершенно взмокшая. В дверь стучали, и, судя по настойчивости, уже давно.
– Ты вообще там? – В голосе матери послышались истерические нотки. Ада поспешила открыть.
– Прости, мам, плеер слушала, – виновато сказала она.
– Ох уж мне твои плееры. Только отвлекают. – Мать подозрительно осмотрела комнату. И что она хотела обнаружить?
– Ты что, курила?
Ада мысленно дала себе затрещину – совсем забыла закрыть окно.
– Нет, мам, просто стало душно.
– Я так и знала! – Она обиженно поджала губы. – Не нужно оправдываться, просто иди есть.
Адель покорно поплелась за ней, на ходу придумывая, как бы поскорее вернуться обратно. В конце концов, она просто схватила тарелку и сказала, что поест в комнате.
– Это не избавит тебя от мытья посуды! – крикнула ей вслед мать.
Ада захлопнула дверь, поставила на край стола тарелку и перевела дух. Все-таки нужно начать больше ходить по лестнице, а не лазить в окно. Она откусила кусок курицы и взялась за алгебру – нужно было хотя бы повторить, но мысли уходили совсем в другую сторону. Как она смогла придумать такую же посуду, как у Марты? Может быть, с ней правда что-то не так? Ведь не бывает: придумала – и на тебе, прекрасный готовый сервиз. Наверное, просто совпадение: Адель видела его раньше и невольно представила такой же.
Она быстро запихала в рот остатки курицы и пошла на кухню. Нужно было помыть посуду до того, как у матери кончится сериал. В последнее время Ада старалась встречаться с ней как можно реже – это был единственный способ сохранить мир. Она надела наушники и включила воду.
Конечно, все это глупости, и Ада просто угадала, но что если? Она мотнула головой, но мысль не уходила. В ее жизни уже случались такие моменты, правда, совсем в раннем детстве, и о них рассказывал брат. Но он бы не стал врать, правда?
Да и она сама точно помнила, что клала в карманы фантики, а потом, словно по волшебству, там оказывались конфеты. Или та коробка из Волшебной Страны…
Ада усмехнулась: что ты несешь, дорогая? Мать права, нужно больше учиться и меньше витать в облаках. Мало ли что придумывают себе дети. Кто сказал, что брат или папа не подкладывали сладости, чтобы порадовать ребенка?
Она поставила тарелку в сушку и пошла обратно в комнату. Бросила взгляд на контрабандную картину Марка, лежащую на столе, и подавила желание рассмотреть ее.
– Завтра, – шепнула себе Ада. – Все будет завтра.
Глаза уже слипались, и ей показалось, что в зеркале напротив кровати отразился брат.
– Спокойной ночи, – шепнула она ему.
Глава 2
Утро субботы Ада проводила в подземке. Довольно странное занятие для школьницы в выходной день, как часто отмечала мать. Она бы предпочла, чтобы дочка убралась в квартире, выучила уроки или сходила бы с подружками в кино, на худой конец. Но рано утром Адель собиралась, брала с собой бутерброды и, торжественно пообещав вернуться до темноты, уходила.
Метро было для Ады любимым местом в Городе, ее завораживало все – от огромных массивных колонн на станции в центре и мозаичных сводов до старых, давно позабытых девизов, высеченных на стенах и постаментах.
Там, внизу, в толчее и грохоте движущегося поезда, она никогда не чувствовала себя одинокой, а еще там не нужно было бояться, как выглядишь, как себя ведешь. Там никто ее не знает, она никому не интересна, она невидимка, а значит – свободна.