— Что ты собираешься делать? Ты не ложишься? У Франко это вырвалось нечаянно: ему следовало бы скрыть нетерпение. Но, в самом деле, кто видел, чтобы Луиза мыла посуду? Ей всегда было противно это занятие, одна мысль об этом ее приводит в негодование. Однако и тут у нее наготове вполне логичное объяснение.
— Ты же знаешь, сегодня прислуга выходная.
— Завтра вымоет.
— Ну уж нет, если грязная посуда будет стоять тут весь вечер, меня просто стошнит. Итак тут не повернешься.
— Не преувеличивай.
Франко замечает, что в голосе у него сквозит раздражение, — он уже выдал себя. Теперь ему кажется, что Луиза делает все ему назло. Первоначальное подозрение обрастает многочисленными уликами, и он не сдается:
— У тебя что, больше нет посуды? Брось ты это, поужинаем в городе… Но Луиза не намерена сдаваться:
— А я не выношу, когда утром на кухне куча немытой посуду; и вообще, что на тебя нашло? Можно подумать, не тебе самому придется любоваться на эту грязь.
Но Франко уже завелся, он не может взять себя в руки и отвечает ей прямо-таки трагическим тоном:
— Ты умеешь быть просто невыносимой, когда хочешь, — на что жена в свою очередь отвечает еще резче, еще раздраженнее:
— Да что с тобой? Тебе это мешает?
Она уже пустила воду, поставила в раковину пластиковый тазик с тарелками, очищенными от остатков еды, намыливает их щеткой, полощет и расставляет в сушке.
— Ты что, торопишься? — добавляет она.
И поскольку при этом она продолжает невозмутимо мыть посуду, все становится просто смешным.
Франко смотрит, как она снует между мойкой и шкафчиком для посуды: вот сейчас ее нетрудно схватить за плечи. Ее руки в резиновых перчатках погружены в мыльную воду, от неожиданности она растеряется и будет в его власти.
Но от целой серии неудач его решимость как-то выдохлась, да и после недавней перепалки он совсем не уверен, что Луиза, даже если ее подстеречь и схватить, не вывернется, обдав его грязной пеной. И, пробурчав что-то невнятное, он удаляется восвояси. Как бы там ни было, он получил еще одно доказательство, а ему важно накопить их как можно больше, и разных.
Он плюхается на кровать. Скоро она тоже пристроится рядом, а он с непроницаемым видом будет лежать и притворяться обиженным. Посмотрим, что выйдет из этого. Вполне возможно, его поведение заставит ее расчувствоваться, заговорить с ним; она отбросит агрессивный, пренебрежительный тон, снизойдет до ласки, до нежного, задушевного разговора; она будет тут, под рукой, света в комнате достаточно, несмотря на опущенные жалюзи, он страстным движение рванет на ней халатик и то, что должно помочь ему установить ее вину, выскочит наружу.
Там, в кухне, Луиза прикрыла воду. Слышится какой-то негромкий стук, быстрое хлопанье дверец, дверь кухни захлопывается, чтобы гудение холодильника не мешало им спать. Значит, она идет ложиться. Сердце у Франко бьется, точно у юноши, ожидающего любимую. Она подойдет с этой стороны и окажется против света. И может быть, поскольку жара страшнейшая, а она думает, что он заснул, она уже скинула халатик и собирается быстро и незаметно скользнуть под легкую, прохладную простыню.
Он все ждет и ждет, но Луиза не появляется; слышно, как она возится в ванной, открывает и закрывает корзину с грязным бельем; вот откидывается крышка стиральной машины. Наконец, щелкает замок двери и с шумом льется вода ну надо же! Нашла время стирать! Нет, за всем этим что-то кроется. И за возней в ванной, и за полами бесстыжего халата.
Точно распрямившаяся пружина, Франко вскакивает и как есть, голый, затаив дыхание, подбегает к двери в ванную. Забыв о собственном достоинстве — когда дело зашло так далеко, уже не до того, — повторяя себе, что цель оправдывает средства, он наклоняется к замочной скважине, постепенно привыкает к неяркому свету и окончательно убеждается в виновности жены. Вот она стоит к нему задом, и он отлично видит плотные подрагивающие ягодицы, покрытые ровным золотистым загаром.
А когда она поворачивается и кладет на край умывальника извлеченное из корзины почти невесомое белье, ее большие загорелые груди колышутся, ничем не стянутые и не прикрытые.
Глава 9
На стадионах, на карнавалах или больших балах по случаю Нового года обычно царит дух единения и самого теплого товарищества, собравшихся, кажется, не разделяют никакие барьеры. Безработный может сидеть рядом с министром, вор рядом с сыщиком, который за ним охотится, люди воспринимают праздник как чудесное, неповторимое событие; иначе рухнет, словно карточный домик, самообман, который дарит всем это мимолетное счастье.
Примерно то же происходит на партийный съездах и отраслевых профсоюзных конференциях. Льется нескончаемый поток высокопарных хвастливых речей, заявлений высокопоставленных лиц, полных ложной скромности, и во всем этом больше патологии, чем искреннего желания участвовать в общественной жизни.
Заместитель министра юстиции адвокат Карло Каррерас только что покинул Флоренцию, где проходил съезд его партии. Он убежден: чтобы оставаться над схваткой и использовать ее шум для своей выгоды, необходимо не терять форму, постоянно наблюдая всевозможные уродства человеческой души. В данных обстоятельствах подобные наблюдения ему весьма пригодятся, думает он, выезжая на автостраду, ведущую к морю. Поездка в Специю, задуманная как чисто развлекательная, будет очень напряженной, и дела предстоят не слишком приятные. Он заместитель министра по кадрам, и ему непосредственно подчиняются провинциальные прокуратуры. Деятельность Де Витиса — все эти дурацкие запреты фильмов и скандальные обжалования запретов в суде — приняла совершенно нежелательный оборот, необходимо срочное вмешательство, но с согласия начальства и с соблюдением всех формальностей. Связь с Луизой и ее просьба о продвижении мужа делают эту миссию безотлагательной. Придется, правда, действовать очень осторожно, ведь чиновники прокуратуры наделены большими полномочиями и яростно защищают честь мундира. И потом, Де Витис — это вам не какой-нибудь Конти.
Сначала надо узнать, удовлетворится ли он в качестве компенсации переводом в Рим, в Верховный суд. И только тогда можно будет преподнести ему это как большую честь и признание его заслуг.
Дело рискованное, почти безнадежное, если принять во внимание возможности противника; тут Каррерасу понадобится вся его ловкость, умение когда надо проговориться и умение молчать. Поэтому он заново переживает наиболее яркие эпизоды только что закончившегося съезда: очень полезное упражнение, считает он.
Душа человека — область еще не исследованная. Это обстоятельство хорошо известно политикам, которые пользуются им без зазрения совести. Хитрость в том, чтобы угадать, какие факты из жизни противника можно наиболее выгодно использовать. Такова главная цель любой акции, остальное никого не заботит. Каррерас часто повторяет себе: каждый шаг, каждая фраза должны производить такое впечатление, будто все, что говорится и делается, направленно на благо собеседника, и тогда он капитулирует без единого звука, ибо решит, что его наконец-то оценили по достоинству.
Каррерасу под пятьдесят, он глубокий знаток страстей человеческих и сразу определяет, какая страсть может довести до взрыва и как умело направить взрыв, чтобы самому остаться в выигрыше. Он видит лишь общую картину и принцип действия системы, которая помогает ему преуспеть, а не каждый единичный случай с его насущными потребностями. Но в политике только так и можно спастись и удержаться на плаву: если чересчур вникать в бесконечные передряги повседневной жизни, долго не протянешь.
Он уже подъезжает к Специи. Визит его неофициальный и должен выглядеть именно таковым; у первой же заправки он возьмет полный бак, выпьет кофе и позвонит Де Витису, чтобы назначить свидание в каком-нибудь нейтральном месте. Нагрянуть к нему в прокуратуру было бы рискованно; это может повредить и личной жизни Каррераса, и репутации министерства, которое он представляет.