Уже поздним вечером Егоров остался наедине со старшим Соколовым. С потенциальным, так сказать, тестем. Правильно, должен же между ними состояться серьезный мужской разговор.
Егоров очень устал. И в большой степени — от неопределенности. Он так и не понял, с какой стороны ожидать удара.
Они сидели за убранным столом. Женщины навели порядок и удалились. Перед Соколовым стояла пустая уже бутылка, последняя рюмка с водкой и тарелка с закуской. Перед Егоровым — кружка с чаем. Соколов говорил медленно, пьяно, заплетающимся языком. Но по существу.
— Дочь у меня отличная, но не везет ей. Как и тебе. Были у нее знакомые… — Тут Соколов скривился, словно водка кислая оказалась. — Все не то. Ей тепла надо. Как у вас… в Африке.
— Понимаю, дядя Володя, — шепнул Егоров. — Друзья-то у нее есть?..
— Есть на работе, но в основном бабы… Детский сад! Ты ходил в детский сад?
— Меня дома воспитывали, — уклончиво ответил Егоров.
— Во-от! — Соколов поучительно поднял большой палец, не совсем понятно что имея в виду. Взял со стола рюмку. С сожалением глянул на пустую бутылку. Отпил немного, поставил рюмку на место.
— Если у вас сладится, не пожалеешь, — продолжал Соколов. — А хочешь, к нам переезжай? Места хватит. Ей ведь не заграница нужна. А-африка-а… Слушай, а ты и впрямь из Африки?
Егоров насторожился. Но Соколов, похоже, просто удивлялся: надо же — белый человек, русский почти, а из Африки.
— У меня там бизнес, — повторил он. — Не бросишь…
— Бизнес, бизнес, — проворчал Афиногенович. — Вы с этим бизнесом все мужское порастеряете. Сын вон тоже полез, а семью не видит. Одни доллары на уме. Баксы! Я вот всю жизнь сварщиком на Балтийском оттрубил и не жалею. Плохо ли? Корабли строили, детей воспитывали, по путевкам профсоюзным ездили. Ты на Черном море был?
На Черном море Егоров был, и не однажды, но признаваться в этом Соколову не следовало.
Сейчас бы, конечно, одному остаться, на связь выйти, все обдумать как следует.
Будто бы угадав его мысли (что ни к чему, конечно!), в комнату зашла Екатерина Сергеевна:
— Володя, уморил человека! Хватит на сегодня.
— Ничего страшного, — вежливо ответил Егоров.
— Пауль, ложитесь, отдыхайте, — предложила хозяйка. — Я вам в комнате сына постелила…
Стены бывшей комнаты Романа украшали портреты хоккеистов и боксеров. Все с насупленными взорами, с широченными плечами, угрожающего вида.
Один хоккеист прямо в объектив клюшкой замахивается.
Будто врежет сейчас.
Егоров поморщился.
Разделся он, так сказать, наполовину. Вдруг придется вскакивать и обороняться?
Сергей Аркадьевич впервые разговаривал по мобильнику под одеялом. Вспомнил вдруг, как в детстве читал «Плейбой» под одеялом с фонариком. Однажды его отец поймал за этим делом и отобрал журнал. Сейчас важно не «проколоться»…
— Уже час, как улеглись, — тихо рапортовал Егоров в трубку. — Пока тихо.
— И что они вообще? — спросил Уваров. — Что говорят-то?
— Жить сюда сманивают, — прошептал Егоров. — Россия, говорят, настоящая родина слонов.
— А я думал, Украина, — удивился Уваров. — А дома… в ЮАР в смысле — всё продать, что ли?
— Ну вроде того…
— Типа, вы с деньгами приедете, а они тут вас — раз и два! И три…
— И три… Что же делать? — Егоров представил себя «обуваемым» африканским бизнесменом.
— Соглашайтесь, но не сразу, — порекомендовал Никита.
— Брат у нее подозрительный…
Дверь скрипнула. Егоров насторожился. Дверь стала тихо открываться. Боже мой, как в фильме ужасов!.. Сергей Аркадьевич отключился, сунул телефон под подушку и притворился спящим. В комнате возник старший Соколов.
Что же, он только имитировал опьянение? Да нет, шатается, как… Как пьяное привидение. Глянул на спящего мельком, открыл платяной шкаф, долго шарил внутри. Что он там ищет? Топор?!
Ничего не нашел.
Встал, пошатываясь, посреди комнаты. Может, он того… сомнамбула? Лунатик, в смысле.
Соколов двинулся к дивану. Егоров понимал, что с безоружным пьяным Соколовым он справится, но все равно картина была жуткой. Ну точно из кино.
Соколов приблизился вплотную и протянул к горлу спящего руки. Жених поднял голову:
— Ху из ит?!
Очень органично это выскочило — по-английски. Лучше бы по-бурски, но по-бурски он не знал.
— Тихо, тихо… — зашептал Соколов.