— Заноза сама этим промышляет, — продолжала Грунская. — Мне девчонки наши шепнули.
— Лиля, где она сейчас? — Уваров наклонился к «девушке» низко-низко, едва не задохнувшись в плотном запахе духов. — Я просто сгораю от нетерпения. Дрожу весь, веришь?
И вздрогнул всем телом. Лиля отпрянула. Уточнила деловито:
— А как вы долг снимите?
— Посажу ее к едрене фене!
— Точно?..
— Точнее некуда! Она меня лично «кинула».
— Верю, — кивнула Грунская. — Она в частной гостинице на Пушкинской «зависает».
Глаза у хоккеиста — того, что клюшкой с плаката замахивался, — были грустные.
Грустно так висеть годами на стене и замахиваться клюшкой.
И у Надежды глаза были грустные. Она сидела на сложенном диване, где вчера спал Егоров, вертела в руках чайную чашку. На журнальном столике стоял старый фаянсовый чайник. Печенье на блюдце…
Егоров смотрел в окно. Глупо как-то все… Вдали белели купола Пулковской обсерватории.
— А это что за строения? — спросил он. — Такого вида космического.
Надежда подошла, встала рядом.
— А оно и есть космического… Знаменитая Пулковская обсерватория.
Он слегка касался плечом Надиного плеча. Это было очень приятно.
— А там дальше — махнула рукой Соколова, — город Пушкин. Бывшее Царское село. Янтарную комнату недавно восстановили… А еще дальше — Павловск. Такой парк красивый…
Закат сегодня был тревожный, фиолетовый. Расплывался по небу, как клякса.
— Много у вас всего.
В Павловске он не был лет сто. В Пушкине — лет девяносто.
— Поживите у нас, не спешите, — предложила Надежда.
— А смысл? — буркнул Егоров.
— Можно вот в Павловск съездить. На электричке. А в Петергоф «метеоры» еще ходят. За двадцать минут, ветер в лицо! Когда теперь сюда выберетесь?
— Я вообще-то не за этим летел.
А ехидный внутренний голос поддразнил: «Да ты совсем не летел».
В комнату зашел Соколов-старший. Довольный. Обратился к Надежде:
— Подружки твои из садика звонили, благодарили. Дали им воду.
— Это все Пауль, — Надя улыбнулась и кивнула на Егорова.
— Да знаю! — радостно сообщил Владимир Афиногенович. — Молодец! Это по-нашему. По-питерски! Говорю тебе, переезжай. Может, отметим это дело?
— Спасибо, дядя Володя, — отказался Егоров. — Что-то не хочется.
— Папа, Пауль устал… — начала Надежда.
— Ухожу, ухожу…
Уваров со своими операми рванул на Пушкинскую, а Виригин подумал-подумал, позвонил Ирине, что задержится, и двинул к дому Соколовой. За рулем оперативной машины он обнаружил сильно помятого Любимова. Махнул рукой. Примостился на переднее сидение. Сзади шмыгал носом Рогов. Простудился чего-то. Все как встарь. Все на месте… Виригин закашлялся.
— Ну что, полные мы идиоты? — зевнул Любимов.
Виригин не ответил.
— Или наполовину?
— Никита Занозу искать сорвался, а я к вам, — сказал Максим.
— Значит, надула? — перебил Любимов. И слово он другое произнес — не «надула» вовсе.
— Выходит так, — согласился Максим. — Ткнула в первую попавшуюся.
— А я двое суток без сна и пищи. И Вася весь в мыле.
— Ну, извините, «прокололись», — вздохнул Максим.
— Ничего себе у вас «прокольчики»! — язвительно прокомментировал Рогов.
— Ты, Макс, совсем нюх потерял. Ладно, этот… нравственник. Но ты-то должен соображать!
Теперь Виригин думал, что должен был, конечно, соображать. На основании слов одной бессмысленной потаскухи столько народу на уши поставили…
— И болонок потеряли… — Рогов словно бы продлил вслух Максову мысль.
— Не по мне там работа, — признался Виригин.
— Мало платят?
— С этим не обижают, — Виригин признался, сколько.
Рогов лишь присвистнул.
— Тогда что? — спросил Жора.
— Не могу я халдеем быть. Тошно, — вздохнул Максим.
— Какой у нас Максим Павлович разборчивый, — восхитился Рогов. — Адвокатом не нравится, в отеле не нравится…
— Капризный! — в тон добавил Любимов.
— Как барышня.
Помолчали.
— Тут вот что… — начал Любимов. — Раньше времени не хотел говорить… Сан Саныч о тебе спрашивал, не хочешь ли вернуться. Слышишь меня?
Максим отвернулся. У него зачесался глаз.
— Егорова обрадуйте, — сказал Максим.
— Правильно… — Любимов вытащил мобильный телефон.
— Жора, ты что? — испугался Рогов. — Я же собак не нашел. Хоть еще денек. Ему же ничего не угрожает. Пусть поживет у нее.
— Тогда сам говори, — Жора передал телефон Рогову.
Немножко злая шутка, конечно, оставлять Егорова в неведении. Но он ведь на работу выйдет — тут же двадцать новых инструктажей введет. Вот только если Василий Иванович и завтра собак не найдет — будет не до шуток.