Зимой сорок третьего освободили от немцев и мой родной Харьков. Но немцы, собрав все силы, стабилизировали фронт и перешли в контрнаступление. Харьков снова оказался в их руках.
Многие в утапе рвались на фронт. Попасть туда стремились всеми правдами и неправдами, порой пытались попросту сбежать. Вот такое "дезертирство наоборот" получалось. Эта "болезнь" поразила и многих техников, младших специалистов: они вдруг решили переквалифицироваться в летчики. Чтобы как-то мотивировать свое желание, они начинали плести небылицы о том, что якобы уже учились на летчиков, да документы потерялись, а сейчас им переучиться и летать на новых машинах - раз плюнуть! Конечно, эта ложь легко разоблачалась, но обманщиков даже не наказывали, понимали, что руководила ими не корысть, не трусость, а желание, которым горели почти все: скорей бы да фронт, скорей бы в бой!
Над кубанским плацдармом, который продолжали удерживать фашисты, развернулись упорные воздушные бои. Там, над Кубанью, водил в бой свою эскадрилью и наш Вадим Фадеев. Мы продолжали считать его "нашим".
В конце мая в класс, где мы занимались, буквально ворвалась укладчица парашютов Надя Левченко. В руках у нее было несколько газет, и она размахивала ими, словно флагами.
- Ребята, смотрите, фото нашего Вадима!
В газете был напечатан Указ о присвоении Фадееву звания Героя Советского Союза. Крупно была набрана газетная "шапка": "Слава советским асам - героям нашей Родины!" А ниже фотографии: слева - Фадеева, справа - Покрышкина, между ними - братьев Глинка. В передовой статье мы прочитали такие слова: "Бессмертной славой покрыл свое имя гвардии капитан Фадеев, талантливый, опытный летчик, замечательный мастер воздушного боя..."
Мы не знали тогда, что еще две недели назад в неравном воздушном бою над плавнями Кубани оборвалась его жизнь. Как писал Константин Симонов:
Уж ничего не сделать тут
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.
Сказано в стихотворении о письме, но и к газете это относится в той же степени. И даже к ордену. Помню, что, когда объявляли приказ о награждении, а орденов не было в наличии, сразу же выдавали справку о награждении или выписку из приказа. Ордена могут прислать через день или два, а убить - уже завтра. Это тоже война.
Наш 43-й гвардейский был преобразован из 590-го штурмового авиационного полка. Этот полк понес большие потери в оборонительных боях в Донбассе и на Кавказе. Мы стали гвардейцами как бы по наследству, потому что ветеранов, завоевавших это высокое звание, осталось в живых мало. Теперь полк должен был получить на вооружение штурмовики Ил-2.
На аэродроме мы долго и внимательно разглядывали эту машину. Нравилось нам буквально все: обтекаемая форма фюзеляжа, остекленная кабина, лобовое пуленепробиваемое стекло фонаря, выступавший вперед острый капот мотора с конусообразным обтекателем винта. Все это придавало самолету какой-то хищный вид. А какое было вооружение: из передней кромки плоскостей смотрели две пушки и два пулемета, под крыльями - восемь металлических реек, направляющих для реактивных снарядов. В центроплане четыре бомбоотсека, да еще два замка для бомб под фюзеляжем. Мотор, бензобаки, кабина летчика одеты в броню. Скорость у земли самолет развивал до 350 километров в час,
Вот это была машина! Не один из нас, наверное, подумал: "Вот если б побольше таких у нас было год назад!"
Мы, оружейники, разумеется, интересовались тем, что нам было ближе всего: вооружением. Первые серийные штурмовики Ил-2 оснащались двумя пушками калибра 20 мм, двумя пулеметами 7,62 мм. Самолет мог нести до 600 кг бомб.
Во время войны работа над совершенствованием штурмовика продолжалась: на фронт поступил и двухместный вариант Ил-2. В кабине воздушного стрелка был установлен крупнокалиберный пулемет Березина калибра 12,7 мм. Пушки стали заменять на 23-мм, а позднее - на 37-мм. Ни одна армия в мире не имела такого совершенного штурмовика.
В полк стали прибывать воздушные стрелки. Среди них было немало бывших курсантов летных училищ, так и не ставших летчиками: когда грозил прорыв немцев на Кавказ, их послали воевать в пехоту. Теперь им предстояло летать воздушными стрелками. Но были среди прибывших и ребята, никогда в авиации не служившие. Познакомившись с ними, командиры без труда поняли, что уровень подготовки воздушных стрелков весьма и весьма невысок. Ясно было, что готовить их придется в полку.
Поэтому, когда меня вызвал замполит Воронцов, исполнявший тогда обязанности командира полка, и сказал, что меня решено привлечь к обучению воздушных стрелков, поскольку я хорошо знаю оружие и практику стрельбы, это не было для меня неожиданностью.
Составили программу подготовки: изучение оружия Ил-2, особенно основательно - пулемета воздушного стрелка УБТ, практические стрельбы в тире по макетам, изучение теории воздушной стрельбы и тактики штурмовиков, а также опыта воздушных боев.
Занятия по изучению оружия проводил Коваленко, а на мою долю досталась теория воздушной стрельбы и практические занятия в тире. Вот когда мне пригодилась хорошая память, четко сохранившая уроки, которые давал нам в ШМАС воентехник Литвинов. Занимаясь со стрелками, я старался подражать ему буквально во всем, а особенно - в умении четко, ярко, лаконично излагать материал. Даже использовал шутку, которую слышал уже давно. Одному специалисту по вооружению дали задание спроектировать истребитель. Когда же проект был готов, на чертеже все увидели громаднейшую пушку, на которой лепились малюсенькие крылья, шасси, кабина. Шутка шуткой, но в ней большой смысл: оружие - основная ноша боевого самолета, главная задача которого - уничтожение врага. Однажды я так увлекся, что заявил с апломбом:
- Наш "ил" - машина замечательная. Пулемет УБТ - оружие грозное. И если стрелок отлично подготовлен и хорошо знает тактику немецких истребителей и их уязвимые места, то может не только отражать атаки врага, но и сбивать его!
Сейчас откровенно скажу: молодого запала в моем утверждении было больше, чем здравого смысла. О том, как стрелки сбивают истребителей, я читал в невнятных газетных сообщениях и слышал от бывалых людей. И нередко и те, и другие выдавали желаемое за действительное. Неудивительно, что мое утверждение вызвало бурную дискуссию. Конец ей положил Георгий Багарашвили, и довольно неожиданно. Он обратился ко мне:
- Очень красиво гаваришь. Сбиват фашист надо. Верно гаваришь! А пачему сам не летаешь? Пачему не пакажешь, как сбиват фашист? Зачем ты только гаваришь?
Ну что мне было делать? Назвался груздем... И, выдержав паузу, я сказал единственное, что мог сказать:
- Завтра я подам рапорт с просьбой перевести меня в воздушные стрелки.
Инженер по вооружению Коваленко, прочитав рапорт, начал отговаривать: мол, он уже получил назначение в истребительный полк на фронт, возьмет меня с собой. Поблагодарил я Василия Федоровича за прекрасное ко мне отношение, но попросил передать мой рапорт командиру полка, объяснив, в чем дело: дал слово товарищам, мой отказ они могут истолковать как трусость.
- Н-да... Жаль. Хотя, конечно, я тебя понимаю. В тот же день был подписан приказ о переводе меня в воздушные стрелки. Моему примеру последовали еще два мастера по вооружению - Василий Сергеев и Иван Свинолупов. Они тоже стали воздушными стрелками.
Глава, заключенная в скобки. Чужие воспоминания
Я уже писал, что гвардейцами мы стали как бы по наследству. Тех, кто воевал в 590-м полку, оставалось мало. Но уже поэтому, стоило кому-нибудь из них приняться за воспоминания, вокруг образовывался кружок слушателей. Хотя и сами видели немало, и лиха хлебнули, и опыта хватало, слушали внимательно, не перебивая, не влезая с репликами и шутками, как бывало при обычном "трепе". Ибо был это не "треп", не веселая болтовня, а рассказы о самом главном. Ведь у каждого есть в жизни несколько событий, о которых отец, например, обязательно расскажет сыну, а друг - другу. Глупо было бы слушателю при этом перебивать или хихикать, тем более когда речь идет о деле кровавом - о войне.