Проходит несколько дней, и Устинову, который в то время оставался за командира эскадрильи, какая-то девушка приносит записку: "Тов. к-р, лежу в ППГ-1 в Ростове, сильные ожоги, но чувствую себя хорошо. Николай".
Сели они с комиссаром эскадрильи Сеньковским на полуторку, поехали. Нашли госпиталь, сестра ввела их в палату. Там лежат четверо. Трое не из их полка, а четвертый... Хоть и бинтами весь укутан, но видно, что лицо черное, обгорелое, и руки, и ноги... Гундобин! Едва узнали.
Оказалось, что, когда самолет Гундобина подожгли, он хотел выпрыгнуть с парашютом, но внизу были наши наступающие войска. К тому же он не успел сбросить бомбы. И тогда Гундобин повел горящий самолет на врага, сбросил бомбы на фашистов. Потерял сознание от ожогов. Самолет упал на землю, и летчика выбросило из кабины. Он пришел в себя и лишь отполз от горящей машины, как она взорвалась. Его подобрали наши пехотинцы и отправили в госпиталь. Наградили Гундобина орденом Ленина.
Во время оборонительных боев в мае - июне 1942 года летчики 590-го полка часто летали до изнеможения. Не раз случалось так, что после возвращения с боевого задания
Летчик без посторонней помощи не мог выбраться из кабины, сказывались ранения и перенапряжение. И тогда, несмотря на всю сложность положения, пусть и на короткий срок, но их отстраняли от полетов...
Еще после освобождения Ростова в 1941 году на одном из полевых аэродромов мы захватили несколько исправных немецких самолетов Ме-109. Командование приняло решение: обучить группу летчиков летать на этих истребителях, чтобы как следует узнать их сильные и слабые стороны. Эту спецгруппу возглавил майор Телегин, командовавший тогда 590-м полком, а полком стал командовать майор Соколов.
В составе группы был и заместитель командира эскадрильи вашего полка Виктор Попов (надо сказать, что был в ней и Александр Иванович Покрышкин, в будущем трижды Герой Советского Союза). Виктор Попов быстро освоил "мессершмитт", совершал на нем полеты на разведку, добывал ценные сведения.
Как-то раз, возвращаясь на Ме-109 с боевого задания, он совершил вынужденную посадку. Обычно Попов перелетал линию фронта на большой высоте, часто - в облаках. На этот раз мотор начал давать перебои над территорией, занятой противником. Пришлось планировать. Немцы, наверное, подумали, что их самолет заблудился, и открыли предупредительный огонь, затем, увидев, что самолет летит на восток, - огонь на поражение. Попову все-таки удалось посадить машину на нашей территории. Но случилось так, что его тут же окружила толпа женщин и подростков, вооруженных кто чем мог. Когда же они услышали, что летчик говорит по-русски, то решили не ждать военных и покончить с предателем самим.
Пришлось Попову выдумать мало-мальски убедительную историю о том, что его сбили фашисты, он попал в плен, но там ему удалось захватить немецкий самолет. Ему не очень поверили, но самосуд отложили. Вскоре прискакавшие кавалеристы отвезли Попова сначала в свой штаб, а потом и на аэродром.
С тех пор Попов снова стал летать на И-15. 25 июля 1942 года капитан Виктор Алексеевич Попов погиб в неравном бою с "мессершмиттами".
Конечно, я передал далеко не все из того, что рассказывали об истории полка его ветераны. Лишь то, что запомнилось, врезалось в память. Но вы, наверное, обратили внимание на то, что рассказывали, как правило, о примерах беззаветного героизма, даже отчаянности. Защищать Родину даже ценой собственной жизни - никаких сомнений у нас в этом не было и быть не могло. Зачем жизнь, если Родины не будет!
Изменилось ли что-либо в моих убеждениях за прошедшие годы? Разумеется, нет. Я считаю себя преданным патриотом. Только что такое патриотизм? Нельзя отождествлять его со слепой верой. Только трезвый взгляд на происходящее, анализ этого происходящего формирует истинный патриотизм.
А вот во время войны у нас было, пожалуй, больше слепой веры, чем серьезного анализа. Психологически это легко объяснимо - ну сколько нам было лет? Восемнадцать - двадцать! А вот где были те, для кого трезвый анализ и расчет были профессией.
Наши летчики отважно шли в бой, отдавая в этом бою свою жизнь. Что еще они могли отдать, более дорогое? И в этом их высшая правота, вечная память им!
Но воюют не только отвагой. Нужна техника, нужна отработанная тактика, нужна система обучения. Что делали то, от кого зависело все это?
Сейчас всем известно, что к началу войны наш самолетный парк состоял в основном из устаревших, с ограниченным летным ресурсом машин. Да и то многие из них были потеряны прямо на аэродромах от бомбовых и штурмовых ударов вражеской авиации.
А ведь уже в 1937 году немцы испытали во время боев и Испании истребитель "Мессершмитт-109", вооруженный 20 мм пушкой. Самолет достиг самой высокой скорости в мире, и тогда же началось перевооружение всей истребительной авиации люфтваффе.
В небе Испании немецкий ас Вернер Мельдерс сбил 14 самолетов (И-15 и И-16). Именно он предложил летать парами, и эта тактика была принята немцами в 1939 году. Вскоре ее переняли и англичане.
Мы же во время войны продолжали летать тройками и значительно позже на собственном печальном опыте убедились, что "третий лишний". А ведь о тактике, разработанной фашистами, не могли не знать Яков Смушкевич и Павел Рычагов, герои войны в Испании, занимавшие потом высшие посты в ВВС, но их постигла участь сотен тысяч незаконно репрессированных.
Как правило, наши истребители нападали на врага, не считаясь с его численностью, не боясь за собственную жизнь, часто - жертвуя ею. Но было ли это оправдано с военной, стратегической точки зрения? Не усугубляло ли это и так огромные наши потери?
Тактика немецких истребителей строилась по правилам охоты. Главная их цель: уничтожить противника, используя все правила маскировки. На более сильного противника они не нападали, тесно взаимодействовали при помощи радио с наземными войсками и особенно - зенитной артиллерией.
Срок подготовки советских летчиков до войны составлял три года, а в войну - восемь и даже шесть месяцев. Налетать курсанты этих ускоренных выпусков успевали максимум 50 часов. Для курсантов авиашкол люфтваффе даже в 1944 году обязательный налет составлял 150 часов.
Да, наши ребятишечки, которые и посадку производить толком не научились, прибывали на фронт, смело вступали в бой и сбивали прославленных немецких асов. Но посмотрите на эти цифры и задумайтесь.
"Средняя выживаемость" наших самолетов за весь период войны была такова: на истребитель приходилось шестьдесят четыре боевых вылета, на бомбардировщик - сорок восемь, а на Ил-2 - всего одиннадцать.
Многие из немецких асов, с которыми мне пришлось беседовать уже после войны в Германии, спрашивали: действительно ли в составе советских ВВС были летчики-камикадзе (смертники)? Разумеется, я отвечал, что нет. Но задуматься этот вопрос заставил о многом...
Не советовал бы я писать того, о чем сам поведал выше, современному молодому журналисту, например. Затюкали бы его: мол, очернительством занимаешься, над памятью павших глумишься и т. д. и т. п. Ярлыки навешивать этому мы хорошо научились. Мне в этом отношении проще - сам фронтовик, имею награды, за чужую спину не прятался, когда в бой шел. Не собираюсь за нее прятаться и тогда, когда думать надо. А это занятие, как мы убедились, тоже требует мужества.
Победа в войне без массового и индивидуального героизма невозможна. И каждый героический поступок достоин преклонения и памяти народной. Но нельзя и спекулировать на этих высочайших понятиях. Когда-то говорили: война все спишет. Ничего не списала! Вот и сейчас мы не можем, не имеем права списать, спрятать за массовый героизм просчеты, ошибки, откровенные глупости и преступления! Совесть нам этого не позволит! Память перед павшими!