- Вот теперь и я на собственной шкуре испытываю то, что у Губарева на сердце. Хотя и не была еще сутенершей.
- Вот потому и беда мимо прошла, - объяснил Нестеров, закуривая сигарету Вазгена.
Серафимова же была в таком состоянии, что даже и не вспомнила, что она курит. Бросила?..
СЕАНС
Через два часа позвонил Братченко: Губарев едет в Москву. Договорились, что пара оперативников, ведущих наблюдение в Одинцове, и Братченко поедут с ним на электричке. Машина оперов больше не нужна, Серафимова, Нестеров и желающие приедут на Ярославский и будут ждать Губарева на перроне. Братченко должен дать сигнал: пустить красную ракету, нет, лучше помахать шапкой. Шапок уже никто не носит - теплынь.
Тогда он должен идти за Губаревым и громко кричать шепотом: это он! это он! Но ни в коем случае не обнаруживать себя. Шутка. Словом, у Братченко есть ровно сорок минут, чтобы придумать, как объявиться в толпе и показать Серафимовой Губарева. Нестерова на перрон брать опасно, Губарев его узнает.
У Серафимовой было время отвезти изможденную Евдокию Григорьевну к мужу и доехать до Комсомольской площади. По сравнению с другими событиями ночи, результаты гипноза, проведенного-таки М.И.Буяновым, были лишь щадящим массажем конечностей по сравнению с гусеницами танка.
Евдокия Григорьевна впала в транс быстро.
Может, это и не так называется, но то, что с нею произошло, было именно трансом.
- Мишенька, ты не переборщил? - шепотом спросила Ниссо, складненькая женщина с матовым лицом и высоким черным пучком, и добавила: - Учись, Юльнара, это сейчас - золотое дно.
- Евдокия Григорьевна, - причитал Буянов, - сейчас вторник, Адольф Зиновьевич должен вернуться с работы, вы ждете его?
- А чего его ждать? - заунывно, нараспев отозвалась старушка, глядя на психиатра удивленным взглядом амнистированного. - У меня рабочий день до шести.
- А что вы делаете?
- Я готовлюсь смотреть телесериал. Называется "Роковое наследство", это про наследство...
- Роковое?
- Роковое. Я уже телевизор включила и лила на диван.
Дальше Евдокия Григорьевна рассказала, как хлопнула дверь, Финк звонил, как она выругалась про себя, что не дают спокойно фильм посмотреть, как пошла к нему после "Рокового наследства", как увидела его труп и позвонила в милицию, а потом ушла. И как позвонил в дверь этот Жырдана Бруна патлатый, а она уже к "Санте-Барбаре" готовилась.
- Что было потом?
- Он меня так приобнял, больно мне ткнул пальцем в шею, я ему ключи отдала, он попросил на минутку, пошла с ним, вошли в квартиру Финка. Они стали рыскать, много их было, человек пять, а меня все спрашивали, где деньги и документы. Я показала. Они все взяли и ушли. Сказали, что в ванной еще один труп, а папок нигде нeт. Меня домой отравили и ключ отдали. Я на них в окно посмотрела, они далеко не поехали, за угол завернули и напротив дома встали. Рядом с желтым автомобилем.
- Что за автомобиль? - подтолкнула Буянова Нонна Богдановна, гипнотизер повторил вопрос.
- Не импортный, очечественный, - в нем мужчина один сидел.
- Лицо запомнили?
- С пятого этажа я только нос его запомнила, он сто все время к нашим окнам поворачивал.
Буянов дунул на Евдокию Григорьевну так, как фокусник дует на свой кулак, после чего из него можно доставать километры носовых платков.
Евдокия Григорьевна очнулась и тяжело вздохнула:
- Воздуху
Сгрудившиеся над ней независимые наблюдатели разомкнули ряды. Сеанс был окончен. Кто
то еще предложил вызвать дух капитана Гранта, но вовремя спохватились: у литературных персонажей не бывает духов.
БУДЕМ БРАТЬ
Зря полковник юстиции Нонна Богдановна Серафимова беспокоилась, что в шумной пестрой толпе ее помощник и советник юстиции Братченко потеряет Губарева, а она с ним разминется.
Из темно-зеленой головастой электрички вышло человек десять, в среднем но человеку из каждого вагона. Братченко шел за высоким худым мужчиной, как и говорил Нестеров, из породы жилистых, живучих и выносливых. Щеки прохожего были впалы, вгляд желт, он смолил папиросу, с нею в зубах так и выпрыгнул из тамбура на перрон.
Братченко лишь один раз, уже приблизившись к Серафиме, поднял за спиной мужика плакат с надписью: "Вот этот человек с цигаркой - Губарев". Шутка. На самом деле, плаката не было, просто Братченко поднес к лицу ладонь, словно обтирая губы, выставил указательный палец и указал на Губарева.
Серафимова отвернулась. Евгений Александрович прошел мимо нее, даже задел плечом. Братчеико догнал ее и доложил: квартира до посещения Губарева и после обыскана. Результаты обыска после ухода Губарева ему еще неизвестны, так как он с операми вел наблюдение за объектом.
- Молодэс! - похвалила Нонна Богдановна по-армянски. - Идем за ним, Нестеров и Данилов поедут на машине.
Губарев прошел между зданием вокзала и метро, свернул направо, сначала Серафимова думала.
что он спустится в метро, но прохожий спокойно и размеренно зашагал к подземному переходу, что вырыт под всей Комсомольской площадью от Ленинградского и Ярославского вокзалов к Казанскому. В длинном каменном коридоре уже не торговали палатки, но народу было больше, чем на улице, словно у всех вокзальных бомжей и проституток сегодня здесь были запланированы свидания. Впрочем, вечер действительно был холодный, и они здесь согревались.
Серафимова и Братченко продирались сквозь брейкеров и панков, когда оба они обнаружили, что за этой группой Губарева нет. Исчез.
- Витя, сюда, - оглянувшись, она увидела выход посередине тоннеля, - на трамвай.
Они помчались наверх - и вовремя. Седьмой трамвай как раз подходил к остановке, мурлыкая звоночком. Следователи едва успели запрыгнуть на подножку, как двери закрылись и трамвай тронулся. Губарев сидел возле заднего стекла и обозревал весь салон. Братченко впихнул Серафимову на двойное сиденье и слегка приобнял за плечи. Она сделала глаза.
- Зато ecть возможность поворачивать голову, - шепнул Братченко, весь изворачиваясь к уху Нонны и кося левым глазом назад.
- Думаешь, просёк? - спросила шепотом Серафимова.
- Проедемся, увидим. Если таскать будет, значит надо брать...
- Может, все-таки домой едет...
Трамвай проехал Сокольники и Преображенку. Сменились уже все пассажиры, кроме этих троих и еще одной старушки с бутылками в двух неподъемных сумках. Трамвай свернул влево, как поистине цельная металлическая конструкция - всем своим корпусом, занеся Губарева на нижнюю ступеньку, к дверям.
- Сиди, - велела Серафимова, - вдруг проверяет. Если выйдет, я выхожу за ним, а ты на следующей.
- Но...
- Т-сс. Вой Нестеров и Данилов едут, ничего со мной не случится.
Серафимова вынырнула из передних дверей трамвая, как птичка, в последнюю секунду, трамвайная вожатая даже сплюнула от злости. К ужасу своему, Братченко увидел, что Нестеров решил обогнать трамвай слева и погнал машину по встречной трамвайной линии. Он не увидел, что Губарев и Серафимова обошли трамвай сзади.
Губарев направился в глубь квартала.
Сразу за первым, стоящим вдоль улицы длинным семиэтажным домом начиналось футбольное иоле и школьный двор. Вокруг низкого ограждения кучно росли молодые деревья, Губарев прошел сзади вдоль дома, вышел на пятачок, прошел еще немного и оказался у шестнадцатиэтажной башни. Перед ней была еще не обустроенная пустынная детская площадка, мусорные баки и веревки для сушки белья, асфальтированная дорожка вела к следующей трамвайной остановке. Серафимова вошла в дом, когда удостоверилась, что Губарев уехал в лифте.
"Второй, четвертый, четырнадцатый".
Серафимова стремглав выбежала во двор.
Где-то вверху зажегся свет. Нужно бы отсчитать, какой этаж. "Если подходящий сзади человек не Нестеров или Братченко, я его убью!" Она не успела подумать про Данилова, потому что две сильные руки осторожно легли ей на плечи.