— Наконец-то ты себя, как взрослый человек ведёшь, — удовлетворённо заявляю я и ойкаю. Мама, проходя мимо, всё-таки отвешивает мне лёгкий подзатыльник. Все хихикают, только Мульча смотрит на маму неодобрительно.
Конец рекламной вставки.
— Думаю, что ни депутаты, ни мужчины в целом не возьмут на себя нехорошую славу главных виновников, — возобновляет беседу ДжиХён.
— Согласна. Так что законы, защищающие женщин, парламент примет. Торопиться с этим не нужно, проблема нуждается в глубокой проработке.
— А каким вы видите такой закон, ЮнМи-сии?
— Глубоко продуманным, ДжиХён. Возможно, надо увеличить пенсии. Не только матерям, но и отцам. За каждого ребёнка, скажем, тысяч четыреста-пятьсот вон. И тут тоже надо думать. За одного ребёнка платить меньше, а если в семье двое и более, то больше.
— За двух или трёх детей и так будет больше, чем за одного, — замечает ДжиХён.
— Ты не поняла. Прогрессивная шкала должна быть. К примеру, за одного ребёнка — триста тысяч, а за двоих — восемьсот, то есть по четыреста тысяч на каждого.
— Понимаю, — кивает ДжиХён, — стимулирование количества детей.
— Да. Один ребёнок это ни о чём.
— И как вы думаете, ЮнМи-сии, как только закон или пакет законов примут, ситуация поменяется? — зрители не знают, но именно с этого момента начинается обострение в стиле Агдан.
— Нет, — ответ настолько же категоричен, насколько и короток.
ДжиХён делает глаза и сдвигает ножки. Недоумение она выражает не вербально, а всей позой и лицом.
— Закон это только один аспект. Меры по изменению ситуации должны быть глубоки и многоплановы. Вот вы говорите, чеболи, чеболи… с чеболями как раз иметь дело проще всего. Их немного, несколько десятков. Их легко собрать и провести разъяснительную работу, договориться о разделении бремени. Какую-то нагрузку на себя может взять бизнес, в чём-то может помочь государство. Кстати, это нужно сделать до принятия законов. Парламент только зафиксирует договорённости с бизнесом.
— ЮнМи-сии, вы развернули ситуацию совсем в другую сторону. Чеболи не виноваты, с ними просто никто не проводил работу…
— Ты совершенно права, ДжиХён. Вот если в процессе диалога правительства с большим бизнесом выяснится, что чеболи наотрез отказываются облегчать положение женщин, тогда и следует заводить разговор об их вине. Не раньше.
— Справедливо, — принимает подачу ДжиХён.
— Но вот про кое-кого сразу можно сказать, без всяких социологических исследований и опросов, что именно на них лежит огромная доля вины за падение рождаемости.
— И кто же это?
И, конечно, же — рекламная пауза. Законы шоу-бизнеса, ничего не поделаешь.
— ДжиХён, не догадываешься? — тяну интригу, пока можно.
— Нет.
— Мы с тобой совсем недавно были айдолами, — подвожу всё ближе к разгадке. — Помнишь, особые пункты в наших контрактах?
— Ты о запрете выходит замуж и рожать? — в красивых глазах ДжиХён вспыхивает понимание. Не окончательное, но близкое.
— Не только. Нам даже отношения были запрещены.
— ЮнМи-сии, вы хотите возложить вину на агентства? — разочарование и недоверие в голосе. Морщусь. Сейчас, как в одной игре, должна была сказать: «Холодно».
— А кто заставляет агентства вносить такие пункты в договоры с айдолом?
— Фанаты, хейтеры, нетизены… — «догадывается» ДжиХён.
— Правильно. Именно на нетизенах огромная доля вины за падение рождаемости в стране.
Эта с виду неприметная и без малейшего пафоса фраза и есть кульминация всей передачи. Ради этого заявления всё затевалось и вокруг него все пляски. ДжиХён округляет глаза и рот, «О-о-о!». Хорошая она актриса, премию заслуживала честно. Своей мимикой фиксирует внимание на моих словах, закрепляет их в памяти зрителей. Особенно мужчин, ведь ножками тоже не забывает играть.
— А разве нет? Тебе ли не знать, какой шум поднимается, если айдола застукают даже не на свидании, а просто заметят проявление симпатии к кому-то? Какие горы хейта сразу выливаются на «виновного»!
ДжиХён замедленно кивает, «Да, да…».
— Нетизены хотят видеть айдолов ангелоподобными куклами. И страшно нервничают, когда вдруг девушки-айдолы интересуются молодыми людьми, а парни-айдолы засматриваются на девчонок. И что получается?
— Что?
— При таких условиях айдолы невольно пропагандируют образ жизни, в которой нет места любви, замужеству и семейному счастью. Полагаю, что корни такого явления, как сампо* растут именно отсюда.
— Вы уверены, ЮнМи-сии?
— Ещё раз повторяю, нужны научные социологические исследования, но думаю, именно так всё и просходит. Молодёжь берёт пример с айдолов, это несомненно.
— …
— Забавно, правда, ДжиХён? Нетизены сначала заставляют айдолов отказываться от отношений, а потом сами же берут с них пример.
— Холь! Выходит, чеболи ни при чём?
— Не знаю, ДжиХён. Ещё раз повторяю, вопрос нуждается в глубоком изучении. Но как раз с чеболями дело иметь проще всего. Не забывай, я тоже чеболь, хоть и не такой масштабный. А ты работаешь у меня. Скажи, тебе запрещают выходить замуж и рожать?
— Нет, ЮнМи-сии. Спасибо вам огромное.
— Когда выйдешь в отпуск по рождению ребёнка, тебе будет выплачиваться пособие в размере половины оклада. И твоё рабочее место сохранится за тобой. И это относится ко всем женщинам, которые работают в моём холдинге.
— О, да, ЮнМи-сии, — ДжиХён слегка розовеет от лёгкого смущения. А я потом думай, это она так гениально играет или на самом деле смущается.
Время 20:55
— Ты — молодец, Юночка, — умиляется мама.
— Лишь бы бизнес выдержал, — хмыкает ЧжуВон. — Это всё-таки дополнительная нагрузка, а ты, Юна, всё берёшь на себя.
— Ты не забыл, что мы на льготном налогообложении? — мне только дай палец, враз руку по локоть отхвачу. Договорённость с правительством в рамках особой программы как раз и предусматривает работу и в этом направлении.
Обеспечение приемлемого уровня рождаемости в развитом государстве — проблема общая. Для этих самых развитых стран. Но есть ещё одна, отложенная опасность уже для всего человечества. Постоянное сужение генофонда и накопление мусорных генов. При преимущественно одном ребёнке в семье каждое последующее поколение теряет половину генов. Ведь одному ребёнку достаётся половинка генов отца и половинка матери. Остальное теряется.
Если детей двое, то тут надо считать, но сто процентов тоже не передаётся. Родительские половинки берутся от них случайным образом, так что можно принять, что передаётся процентов семьдесят. В среднем.
По закону бутерброда дефектные гены передаются чаще. Поэтому всяческие гемофилии и дальтонизмы сами по себе не затухают, хотя вроде бы теория вероятности работает вслепую. Но законы Мэрфи они такие, исхитряются даже случайности подчинять.
Резкое падение детской смертности оно благо, конечно. Только тут же возникают упомянутые проблемы. Сужение генофонда в каждом следующем поколении, аккумуляция дефектных генов и, как следствие, вырождение. Почему-то никто этим не занимается. По крайней мере, мне неизвестно, чтобы кто-то и где-то целенаправленно эту проблему решал. А раз никто не берётся, то «кто в цари последний? Что, никого? Так я первая буду!».
— И если я буду первая, — втолковываю уже в спальне своему домашнему транспортному средству, шлёпая по шаловливым ручонкам, — то, что это значит?
— Что? — вопрошает транспортное средство, примостив свою головёнку мне на колени.
— Когда все прочие поймут перспективы, они ринутся туда же. Но какое-то время мы будем во главе мощного потока. Используя своё лидирующее положение, именно мы снимем пенки, сливки и тому подобную сметану с этого высокоперспективного начинания…
— Ёксоль! — закатывает глазки муж, который не роскошь, а средство передвижения (да простит меня славный тандем Ильфа и Петрова за маленький плагиат). — Юночка, а ты не могла бы расшифровать?