— Попробуй узнать, кто говорил с твоим отцом.
ЧжуВон скептически морщится. Бедный! Он сидит за своим столом, а я примостилась прямо на столе боком к нему. И на мои голые ноги он смотрит… да вообще не смотрит. Глядит сквозь них!
— Тогда так. Передай своему отцу моё крайнее изумление.
ЧжуВон смотрит вопросительно.
— Изумление по поводу способа ведения переговоров со мной, который они избрали. И дословно скажи так: Агдан не может…
Над чёткой формулировкой приходится думать обоим. Наконец, рожаем:
«Агдан не может учитывать интересы незнакомых ей людей».
— Пожалуй, сойдёт, — оценивает ЧжуВон, — но может и не сработать.
— У них, самых могучих чеболей, должен быть какой-то клуб, место, где они общаются, дела обсуждают, — раздумываю вслух.
— Общаются и обсуждают, — подтверждает ЧжуВон. — И таких мест несколько. Но нас туда не приглашают.
— И кто им тогда виноват?
ЧжуВон устало вздыхает. Ну, всё понятно. Опостылевшие корейские заморочки. Старшие могут делать, что хотят, всё равно младшие будут во всём виноваты. Только мы ещё посмотрим, кто старше и кто окажется виноватым.
Оживает ЧжуВон. Признак самый надёжный: мои ножки начинает поглаживать. Спорю с ним, уже болтая поглаженными ножками у него на руках.
— Конвенция запрещает секс в дневное время.
— Введём в Конвенцию поправку: не считая выходных и праздничных дней, — пацак демонстрирует свою непоколебимую волю и кобелимость.
28 августа, воскресенье, время 12:55
Особняк семьи Ким.
ДонВук в кругу семьи обедал почти молча. Но когда его отец уходит к себе, роняет недовольно:
— ЧжуВон мог бы и остаться на обед, — на его слова ИнХе согласно кивает.
— Он сейчас фактически не член семьи, — указывает на очевидный факт МуРан. ИнХе пригорюнивается.
— Принять приглашение можно и от чужих, а мы ему всё-таки не посторонние.
— Чай мы попили, — МуРан не спорит, только уточняет, — о делах вы поговорили. Не хочешь нам рассказать.
— Нет, мама. Могу только сказать, что дело опять в ней.
ИнХе поджимает губы. Служанки сноровисто убирают посуду и расставляют чайные чашки. МуРан что-то решив про себя, говорит ИнХе:
— Невестка, поухаживай за нами. А вы — свободны.
— Сын, — начинает МуРан, когда служанки удаляются, — если дело в ней, тогда понятно, почему ЧжуВон ушёл. Кому приятно выслушивать плохое про любимую жену?
— Её никто за язык не тянул что-то говорить про чеболей, — бурчит ДонВук.
— Я внимательно посмотрела ту передачу, — опять уточняет МуРан, — она даже слово такого не употребляла: «чеболи». Она говорила про всех бизнесменов и всю страну. Это позже нетизены поняли всё по-своему.
— Вот и не надо говорить то, что могут истолковать по-разному.
— И она же, — не обращает внимания на слова сына МуРан, — через пару дней сдвинула все акценты. Главными виновными объявила нетизенов, те захлебнулись негодованием и в итоге затихли.
— Они затихли, зато парламент заработал, — ДонВук не сдаётся. — Мы посчитали в своей компании, когда это начнётся, мы начнём терять до четырёх миллионов долларов в год.
— Два с половиной ЧжуВона, — опять уточняет МуРан. И на недоумение сына поясняет:
— Всего в два с половиной раза больше, чем нам обходился ЧжуВон. Но он ушёл, так что терять мы будем чуть больше двух с половиной миллионов долларов в год.
ИнХе ошарашенно глядит на свекровь. И даже ДонВук впечатлён.
— Справедливости ради сказать, это было на пике расходов. А дальше он в армию ушёл. И ты забываешь, благодаря кому мы получили госзаказ на сорок миллиардов долларов.
— Мама, Агдан назначила тебя своим адвокатом? — ДонВук показывает, что и он способен на сарказм.
— Любую ситуацию надо рассматривать со всех сторон, сын. Если бы ты безудержно восхвалял Агдан, я бы стала искать минусы. Прокуроров у нас в семье хватает, адвокаты для равновесия тоже нужны.
ДонВук делает паузу, давая понять, что справедливость в словах матери есть.
— И всё-таки она не осторожна в словах…
— Возможно, сын. Не буду спорить, — МуРан отступает. Всё уже произошло, ничего не изменишь, незачем войну в семье устраивать.
— Им будут мешать. Уничтожить их не смогут, Агдан ухитрилась получить протекцию на самом верху. Но мешать им будут.
ИнХе поджимает губы ещё плотнее, хотя куда уж дальше? МуРан усмехается, но не возражает.
— Новость скорее хорошая, чем плохая, сын. Его компанию не уничтожат, а трудности, будем надеяться, их только закалят.
29 августа, понедельник, время 13:35.
Агентство «Music Modern», кабинет Агдан.
— Хорошо, Лена, вроде обо всём мы договорились. Я не каждый день могу быть на связи, но если захотите, поймаете. А плановую видеобеседу назначим в это же время ровно через две недели. До свидания.
Согласилась Стесснер приехать к нам на работу. Несмело попыталась увеличить оклад, но это извините. Я так понимаю, родственники и друзья возбудились и навстропалили девушку. По принципу «попытка — не пытка». Так и вижу их горящие глаза и нашёптывания в ухо: проси больше, если ты им нужна — дадут! Дам, конечно. Если будет выхлоп, могу удвоить и даже утроить, не жалко. Но авансом такие деньги платить не буду.
Эти две недели она должна пройти у себя как бы ускоренные курсы начинающих тренеров. Попрактиковаться. Сама-то она мастер международного класса, но тренерская работа совсем другое поле деятельности. Преподаватели школы обещали её натаскать, но две недели мало. Будет в процессе с ними советоваться. По интернету.
Итак. Тренер, неизвестно какого качества, у меня будет. Елена, пусть неопытная, но сможет хотя бы всё показать, что уже не мало. И симпатичная. По российским меркам. По местным — богиня, на неё будут смотреть, открыв рот. А когда выйдет в гимнастическом купальнике, мужчины не только рты разинут, но ещё изрядную силушку приложат, чтобы рвущуюся ширинку удержать.
Кстати, зря я раньше считала, что айдольская норма веса тела — садисткая азиатская выдумка. В художественной гимнастике, во всех странах, действует точно такая же формула. Вес тела в килограммах должен равняться росту в сантиметрах минус сто двадцать. То есть, девушка ростом 170 сантиметров должна весить не более 50 кг. Хотя насколько я понимаю, на килограмм-полтора перевеса особого внимания не обращают. Не мешает? Пусть будет. И многие спортсменки даже заметно перекрывают норму. К примеру, рост — 170, вес — 48. Надо считать это неким ориентиром, но скорее, это показатель астенического телосложения. Главное условие для художественной гимнастики: девушка должна быть высокой, тонкой, длинноногой.
29 августа, понедельник, время 17:35.
Любимый ресторан Агдан.
— Аньён, онни, — ужин много сил не отнимает, можно и отвлечься на разговор. — У меня один вопрос: шантажист не звонил?
— Нет, ЮнМи.
— А новый номер ты своим работницам скинула?
— Ещё вчера.
Кладу смартфон на стол. Объяснять ЧжуВону ничего не надо, разговор шёл с громкой связью.
— Для верности надо подождать, — решает ЧжуВон, поедая пулькоги в варианте аналога плова. — Если завтра не будет звонка, это точно не её работницы.
— И тогда искать бесполезно, — отодвигаю опустошённую тарелку и берусь за стакан с томатным соком.
— Не то, чтобы совсем бесполезно… — ЧжуВон сам понимает, что фильтровать окружение нескольких десятков человек дело долгое, муторное и малоперспективное. Шанс есть, но объём работы гигантский.
— А если сделать так, — в голову приходит ещё одна идея, — опубликовать звукозапись голоса шантажиста. Вдруг кто-то узнает?
— Где? На телеканале? Нет!
— Не обязательно на тиви.
Подходит официант, рассчитывает нас. Идём на улицу. Прохожу в заботливо распахнутую передо мной дверь.
— Горжусь тобой, Чжу. Все смотрят на тебя, как мешком ударенные, а ты всё равно по-европейски галантен.