— Не хочу сказать, что…
— Лена! — останавливаю её жестом и тоном. — Некого больше смотреть. Всё намного хуже, чем ты думаешь. Ты можешь не верить, но перед тобой красивейшие девушки Кореи. Вот такого жалкого уровня. Лучше не найдёшь!
Девушка окончательно теряется от моей категоричности.
— Если увидишь красивую азиатку на улице на стройных ножках, можешь быть уверена. Это тайка, филиппинка, вьетнамка или, на худой конец, метиска. Красивее этих ты не найдёшь во всей Корее. Кстати, трое из них метиски. Ты угадаешь, кто это, когда выберешь самых хорошеньких. Учти, что они ещё и пластику делали. Все.
Лена сидит придавленная, как каменным завалом, неожиданной правдой о кореянках, выложенная кореянкой, бесспорно кореянкой, внешний вид которой абсолютно опровергает её же слова.
— А вы?
— Я — редчайшее исключение, генетическая аномалия. Возможно, счастливая мутация. Или, как там ваш Михаил Булгаков говорил? «Вопросы крови — самые сложные вопросы в мире», так? Непонятно, откуда у меня синие глаза взялись. Есть версия, что по крови я восхожу к королеве Мён СонХва, убитой японцами около ста лет назад. По легенде она была голубоглазой.
Что-то слишком много я за один раз на бедную девочку вываливаю. В конце концов, она не из интеллектуальной элиты, а спортивной. Вон, как её упоминание о Булгакове придавило. По глазам вижу, не помнит, откуда эта фраза о вопросах крови.
— Давай вернёмся к теме. О национальных особенностях и всём остальном чуть позже. Мне интересно твоё мнение, как стороннего специалиста, о потенциале девчонок.
— Давай по-другому спрошу, — придумала, как перевести с русского на русский. — На какое место они могут рассчитывать на чемпионате России по художественной гимнастике?
Теперь Стесснер втыкает в меня немигающий взгляд.
— Они же не гимнастки!
— Не важно. Ориентируйтесь исключительно на фактуру, — меня не собьёшь. — Внешний вид и культуру движений. Считайте, что техникой владеют на уровне, позволяющем добиться заметного успеха.
— Девочки миленькие и раскованные…
— Лена, мне реверансы не нужны, — усиливаю нажим, — мне правда нужна.
Лена задумывается.
— На Всероссийском чемпионате они ничего не займут. Хорошо, если в середину пробьются. На региональном конкурсе…
— В Омской области?
— В Омской области им точно ничего не светит, — улыбается Лена. — Нет. Где-нибудь в Челябинской или, того лучше, в Казахстане они могут пробиться на третье место. Если займут первое — я удивлюсь.
Затупила я насчёт Омской области. Если там такая школа, то моим действительно нечего делать.
Открывается дверь, в зал заходит невысокая худенькая девушка. Ли ХинГи. Лицо освещается улыбкой, когда она замечает нас. Подходит, кланяется.
— ЛеНа-сии. ХинГи-ян, — представляю девушек друг другу. Лена улыбается.
— Сдрастуте, ЛеНа-сии, — с трудом выговаривает ХинГи.
— Лена, это твоя переводчица и помощница. Она учит русский язык третий год, но ни черта в нём не понимает, — мою правоту ХинГи подтверждает лучезарной улыбкой, в которой нет ни тени укоризны. — Лучшего у меня ничего нет. Извини, я сейчас проинструктирую её по-корейски.
— ХинГи-ян! За эту работу будешь получать пятьсот тысяч вон в месяц. Когда увижу, что справляешься хорошо, зарплату тут же удвою. В университете договоришься, что проходишь практику с носителем языка. И всё возможное для себя время проводишь с ней. Договоришься о рабочем графике. Девочки!
Зову группу, выстраиваю перед собой в ряд. Сами мы сидим, ХинГи садиться не смеет.
— Кто хорошо знает английский?
Неуверенно поднимает руку одна. Остальные грустно переглядываются, английский язык ведь такой трудный!
— Вот, Лена! Если рядом нет ХинГи-ян, общаешься через неё по-английски.
Тут выясняется, что у Лены нет планшета.
— Как раз для тебя работа, ХинГи-ян, — пишу записку для ЁнЭ, выделить три миллиона вон на покупку планшета или ноутбука для Стесснер и прочие расходы.
— Лена, выберешь с ней и купишь. Учти, это твои деньги, вычту с зарплаты. Я тебе её как бы авансом даю, — о зверином оскале капитализма забывать нельзя, денежки — врозь, как говорится.
Потом немного подумав, смягчаю позицию.
— Ладно. Раз тебе для работы надо и вообще… считай это подъёмными. Планшет и смартфон будем считать твоим рабочим оборудованием.
И-э-э-х! Спошные расходы…
22 сентября, четверг, время — 10:45.
Сеул, окружной суд Намьянджу
— Господин Ю, — мне не надо играть, мой голос и без сух, как ветер над Сахарой, — объясните мне и суду, по какому принципу вы насчитали такую несуразную сумму моральной компенсации?
Рот господин Ю открыть не успевает. Я продолжаю:
— Любой подсчёт должен вестись на какой-то основе и подчиняться хоть каким-то правилам. Вы говорите, что ваш ежемесячный доход четыре миллиона вон? Прекрасно. Допустим, чисто теоретически, из-за моральной травмы ваша производительность труда упала наполовину. Но тогда выходит, что вы наполовину выведены из строя на целых пятьсот месяцев. Это почти сорок два года…
Первый раунд начинаю я. После всех формальностей начала заседания беру слова. Судья, кажется, действительно, настроен ко мне неприязненно. Зачем-то спросил, почему меня не было на первом заседании, хотя необходимые полномочия мой адвокат имел. Пришлось дать отповедь. Первое заседание, оно ведь техническое, а не по сути дела. Так что и личного моего присутствия не требовалось.
— Закон позволяет присылать своего представителя, — пожала плечами. — Иначе, за что он зарплату получает?
Симпатий со стороны судьи мне это не добавило. Но подозреваю, что зарабатывать у него баллы — дохлый номер.
Истец мне тоже не нравится. В том смысле, что он какой-то непробиваемый. Уже давно от меня к его голове тянется тоненькая зелёная ниточка, которую вижу только я. Поэтому его эмоциональное состояние для меня не тайна. Если кратко, ему всё по барабану, переполнен уверенностью в завтрашнем дне. Прав ЧжуВон, за спиной у него мощная поддержка, он не сам по себе.
Давно успокоилась, поэтому играть буду хладнокровно. Риски, в общем-то, понятны. Ну, заплачу миллион долларов в самом худшем случае. Тут же выдвину ответный иск и постараюсь содрать ещё больше или хотя бы вернуть утраченное. Фокус с карманным судьёй я тоже могу провернуть. Дурное дело не хитрое.
— Итак, господин Ю. Вы пытаетесь приравнять синяк на руке и чувство оскорблённости от жёсткого обращения к реальной инвалидности? Так, будто вы потеряли руку или ногу?
Вид у истца нагловатый, типа, мели, Емеля, твоя неделя. Вхожу в азарт.
— Скажите, господин Ю, у вас есть какие-нибудь документы, обосновывающие такую огромную сумму?
В ответ — недоумённый взор. Объясняю.
— Например, справка от врача-психиатра о том, что ваше психическое состояние близко к критическому. Или, например, приказ о вашем увольнении с места вашей работы вследствие невозможности выполнять свои служебные обязанности из-за синяка на руке.
Из зала раздаются смешки. Судья стучит молоточком.
— У вас всё, госпожа Агдан, — судья смотрит на меня строго и неподкупно.
— Как же всё, господин судья? Истец не ответил ни на один мой вопрос.
— Истец, отвечайте на заданные вопросы, — неподкупный судейский взор обращается к моему оппоненту.
— Я их не понял, господин судья, — спокойненько отвечает Ю ХиГун.
— Могу упростить, — любезно предлагаю я, — вопрос первый: вы продолжаете работать на прежнем месте? У начальства к вам есть претензии?
О! Кажется, это сильный удар. До нокдауна и, тем более, нокаута далеко, но чувствительно.
— Работаю на прежнем месте. У начальника претензий ко мне нет.
— И это замечательно. Значит, этот маленький инцидент с попыткой взять автограф не нарушил вашего психического равновесия?