И мне стало не по себе. Так, словно я сейчас обидела ребёнка, хотя на вид Соня была значительно старше.
Она виновато скинула всё обратно, стала руками крутить пояс формы там, где должна была быть талия, но её у Сони не было в принципе. Да и голова её вжалась в плечи настолько, что шею стало вовсе не разглядеть. Соня явно не ждала от меня ничего хорошего. А я, мечтавшая до этого момента от неё избавиться, вдруг ощутила острую неприязнь к самой себе, за это. За то, что не видела в Соне очевидного, за то, как она боится меня. Я убила в ней единственную улыбку, которую увидела впервые за эти дни проживания в доме.
— Она ведь не только глухонемая да? — спросила Рому, разминая ему плечи, когда он вечером после ужина присел в гостиной со стаканом, кажется, рома.
— А ты о чём? — переспросил он, оказывается, и у него бывают моменты, когда он расслаблен и не контролирует всё вокруг.
— Я о Соне. Ей лет сорок да? Она как ребёнок совсем. — поделилась своим впечатлением, которое сложилось у меня после более близкого общения с Соней.
— Нашла очередной повод для её увольнения? Она не справилась со своей работой? — устало, но насторожённо спросил Рома.
— Нет. Я не хочу её увольнять. Просто она такая, как ребёнок в общем. У неё что-то с умственным развитием не то?
— Я думал она тебе не нравится. С чего вдруг такой интерес? — Ромина излюбленная манера, на вопрос отвечать вопросом, не давая ответа на вопрос сразу.
— Да, она мне не нравилась. Она меня пугала, а сегодня мы вроде как подружились. Я подарила ей бусы и серёжки, клипсы.
— Клипсы? — Рома откинул голову назад и посмотрел на меня, перехватил мою руку и в секунду я оказалась у него на коленях, он улыбался, радовался и глаза у него сияли.
Он смотрел на меня с восторгом, что ли.
— У неё не проколоты уши, но ей нравятся серьги… — неуверенно ответила Роме, будучи в смятении от его реакции.
— Кира-а-а… — он протяжно прошептал моё имя, медленно ведя большим пальцем по линии подбородка и касаясь кончиками пальцев до моей шеи, и взгляд из-под ресниц на губы.
Я растворилась моментально в происходящем, потеряв на эти секунды суть беседы.
— Это очень важно для тебя? — хоть что-то выцепить хотела из этого разговора.
— Даже представить себе не можешь, как. — убил этим просто, ему важно, а я только сейчас об этом узнаю и то не до конца.
— Почему ты сразу так и не сказал? — странный был вопрос с моей стороны.
Почему? Потому что это же наш таинственный Ромашка, как сказала бы Рита.
— Искал варианты. — он потянулся за стаканом с тёмным алкоголем и прилично отпил из него.
— Ты бы её уволил? — я пыталась поймать его взгляд, но он смотрел в одну точку на угол ковра, и когда я уже бросила эту затею он перевёл его на меня.
— Нет. Я не могу её уволить Кира. — жёстко сказал.
— Какие тогда были варианты? — спросила его мягко, не обращая внимания на жёсткий ответ.
— Неправильный вопрос задаёшь. — усмехнулся Рома.
— А какой правильный? Почему? — тупой Кролик, кажется, допёр, умный Удав улыбнулся.
— Именно.
— Почему не можешь её уволить? — ответ на задворках моего сознания уже возник, но я боялась его озвучить.
— Потому что она на меня не работает. Она тут живёт. Кира.
Рома отстранил меня от себя, поднялся с места и подошёл к бару, наполняя свой стакан алкоголем, опять ожидая от меня наводящих вопросов.
— Кто она такая? — я хотела знать, хотя мне давался шанс не знать.
— Соня Настина сестра. — сделав приличный глоток, признался Роман.
— Сестра? — переспросила как умалишённая, они совершенно были непохожи.
— Да. Когда их мать умерла, она сдала её в интернат, — на слове она брезгливо поморщился, — для глухонемых. О Соне я узнал случайно, от родственницы на похоронах. Забрал её. Пришлось потратить несколько лет, понадобился десяток специалистов, чтоб привести её в приличное состояние. Там, где она находилась условия были скотскими. — он смотрел в пустоту, глазами полными разочарования.
— Почему ты сразу мне не рассказал?! — возмутилась, ведь я бы давно приняла Соню, не мечтала бы её уволить, не было бы сейчас так стыдно и горько.
— Ты не спрашивала. Пошли спать Кира-а-а. — он поставил пустой стакан на камин и двинулся ко мне.
В эту ночь он был каким-то особенно внимательным, хотя, казалось, что внимательней быть ему уже некуда. А утром…
11
— Кира-а-а… — Рома едва задел губами моё ухо, а у меня уже волной приятной понесло в мир похоти и разврата, который, между прочим, сам Рома называет занятием любовью.
В любви не признаётся, я тебя люблю ни разу мне ещё не сказал, но каждую ночь, мы занимаемся любовью. Это он так называет, я называю это развратом, правда, про себя. Думается, скажи я об этом вслух, Рома страшно обидится, или того хуже во мне разочаруется.
Ромино дыхание ласкает шею, я поплыла по давно проторённой дорожке. Упёрлась бёдрами в Ромин пах, готовая к очередной порции любви, как тут Рома, строгим голосом спустил меня с моих эротичных небес на серьёзную землю.
— Я, конечно, очень рад, что ты у меня не бревно, но я тут тебе, вообще-то, предложение руки и сердца сделать пытаюсь. — строго, серьёзно, заявил Роман, упираясь при этом своим твёрдым членом в мой копчик.
— Ну…ты…ты ввёл меня в заблуждение… — пытаюсь повернуться к нему и мычу невнятное оправдание, но он не даёт мне этого сделать, придерживая рукой, обхватив меня крепко, прижимает к себе, а сам дышит около уха.
Горячо шепчет…
— А ты сбила мне весь настрой своей попкой. — потянул одеяло наверх, обволакивая своими прикосновениями, словно горячий воздух, бросая в жар.
Я совсем перестала соображать, мне хотелось про предложение поподробней и продолжения Роминых ласк.
Я, с собой — развратницей боролась недолго, собралась с силами, развернувшись к Роману лицом, избавилась окончательно от одеяла и села на него сверху. Но это он позволил, не захоти Рома такого положения, мне бы никаких сил не хватило противостоят ему. Его восхищённый взгляд на моё обнажённое тело, по горячему впился пальцами в бёдра и его хриплое на выдохе;
— Совместим? — вопрос, не требующий для него ответа, потому что он уже во мне на букве Е.
Но я всё равно отвечаю, срываясь в плавное движение…
— Да. — ответ, не на его вопрос, это ему моё согласие на всё и сразу.
Это наша с ним лемниската, бесконечная, без права и возможности на выход за её пределы. Это не разорвать ничем. Судьба так распорядилась, что именно нас двоих поглотило это яркое, многогранное, чувство к друг другу.
Мы смотрели глаза в глаза из-под ресниц, неслись к той точке, где совместим и оба не сдерживались, не оттягивали сладостный момент, когда жар разнесётся по телам и заглянет в самую глубину уже единых душ.
Срыв уже был близко, и невозможно было сдержаться, именно в этот момент за секунду до…
— Выйдешь за меня Кира-а-а? — основополагающий вопрос звучит негромко, но это вопрос, ставший основой безграничного доверия.
— Да. — мой ответ почти без раздумий, как закись азота нам обоим в кровь, и мы тут же сгораем одновременно.
Рома скинул одеяло и подушки на пол, это всё ему мешало. Белая простынь стала холстом, на котором он уложил меня как картину, разметав мои волосы. Не переставая покрывать моё тело всепоглощающими поцелуями, ставит мне на солнечное сплетение красную бархатную коробочку.
Я это вижу чётко, словно со стороны и это невероятно красиво, это неповторимо, это джокер и его не перекрыть никогда.