Непрошибаемый Удав.
С трудом сдержала язык за зубами. Всё моё в гостиной этому способствовало. А для побега как минимум нужны деньги, как максимум деньги и документы. Он ушёл, а я доела свой завтрак, воспитывая в себе эту хладнокровность, гася горячую кровь мыслью об удачном побеге. Даже после завтрака, в гостиную пошла равнодушно.
Там меня ждало небольшое разочарование. Среди всего моего не было моего паспорта, да и наличных денег он мне не оставил, только дебетовая карточка на Ромино имя. Ноутбук, телефон. Но выхода за пределы территории мне так и не было. Снести ворота автомобилем тоже не вышло бы, ваза с ключами непросто опустела, она исчезла. Я подошла к полке, на которой она стояла, даже усмехнулась.
Два кольца лежали аккурат на том месте, где ещё неделю назад стояла та ваза. Те самые кольца, которыми я в пылу скандала запустила в Романа. На обоих гравировка знак бесконечности. Долго стояла на этом месте с мыслью забрать их или проигнорировать, и именно в этот момент почувствовала первый, но такой уверенный толчок в живот.
И выстрелом в голове горькая мысль.
Почему сейчас? Именно в этот момент, когда смотрю на эти чёртовы кольца с его бесконечностями. Словно знак, что нет. Ничего подобного, никуда ты из этой лемнискаты не вырвешься.
Схватила эти кольца зажала в руке до боли. Только эта боль, вообще, ничто, по сравнению с той, что в душе кувыркается и разнесла там всё в хлам. Саднит, нарывает, мешая собраться с мыслями.
— Ну что ты? Всё хорошо. Всё будет хорошо маленький. — выдохнула медленно, успокаивая разогнавшееся без меры сердце, прошлась ладонью по животу.
Не радуюсь первому толчку, а стою, успокаиваю малыша. Ощущение что он непросто толкается, потому что время пришло, а протестует против задуманного мной побега.
Ближе к вечеру я всё-таки надела эти кольца на свой безымянный палец. Так, чтоб за ужином Роман их видел. Ещё один шаг навстречу моей сдаче позиций. Фальшивой настолько, что даже Роман не догадается. Тупой Кролик обведёт красиво умного Удава вокруг пальца и выберется за пределы этой чёртовой бесконечной.
— Кира, я рад, что ты снова носишь кольца. Только как ты их нашла? — внезапно спросил Роман, заметив украшения на моём безымянном.
При этом он занимался своим стейком, на меня, вообще, не смотрел. А я молчала до тех пор, пока не встретилась с его светлыми глазами.
— Я увидела, что вазы с ключами нет на месте. Подошла посмотреть, увидела кольца. Я не хотела их даже брать в руку, я не простила тебя ещё и не знаю до сих пор смогу ли. — говорила спокойно, хладнокровно, но я недоговорила, во рту пересохло, взяла в руку стакан воды, и пока пила, Роман меня перебил.
— Почему же ты их надела? — он опять отвёл взгляд в тарелку, я так же молчала в ожидании, когда посмотрит на меня.
Это был особый кайф, бить его словами глядя ему в глаза, и он словно понимал это, нехотя, но посмотрел на меня.
— Я впервые почувствовала, как толкается наш сын. — сделала паузу, он улыбнулся и я вновь ударила, — Ты рад? Рад что я тебе сообщаю об этом вот так? — я держалась холодной сукой, а ему это очень не нравилось, скривился, зато на мне его кольца.
— Ну не лечи ты меня! — резко поднимаясь, смел всё, что было на столе, его стул упал с грохотом, а он упёрся руками в стол, на меня больше не смотрел, злой как чёрт.
Он тяжело дышал, а я усмехнулась. На моём лице и мускул не дрогнул, только уголки губ вверх в улыбку.
— Ты должна была стать моим прикрытием! Тылом моим! А не лечит меня сейчас! У тебя был выбор! Ты сама не захотела и сейчас его у тебя нет! Молчи и люби меня таким, какой я есть! — стукнул кулаками по столу и ушёл в гараж.
Я считала секунды, джип взревел и выехал за ворота через сорок семь секунд.
Помогая Соне убирать с пола осколки посуды и испорченный ужин, размышляла над словами Романа, потерявшего контроль. Какой выбор, и когда он у меня был? Отлично помню, как он на набережной говорил, что устал и хочет всё поменять. Да, напрямую не обещал, что завяжет со своим кровавым хобби, но я поняла его так, как поняла. Выбор был, говорит. Хотелось теперь уточнить у него, когда это он предлагал мне выбор?
После этого Роминого выхода из себя, я не могла заснуть, и мыслей уйма и потому что его не было дома. И позвонить ему я тоже не могла. И даже если бы позвонила, то ничего бы не смогла поделать.
Около трёх часов ночи он вернулся домой пьяный. Пьяный настолько, что едва дошёл до моей кровати, а он пришёл спать именно ко мне. Рухнул за моей спиной прям в одежде с открытой и почти пустой бутылкой коньяка зажатой мёртвой хваткой в руке. Я сначала растерялась, хотела выгнать, но он уже отрубился. Не стала трогать его, только ботинки сняла и тут же даже обрадовалась его такому состоянию.
Тоска по нему заела одним нестерпимым желанием обнять его.
Прижалась к нему спящему, и заплакала. Так мне было его жаль, но что я могу поделать? Если он сам не захочет, то никто его не заставит уже. Он был мертвецки пьяным и даже захрапел, и я уткнулась носом в его горячую шею, прижалась к нему ещё крепче. Слёз уже не было только иллюзорное спокойствие. Сама сумела себя убедить, что всё хорошо. Отключила память последних дней, отмотала назад до того дня, когда всё было хорошо и заснула.
Мне снился тягучий и сладкий как мёд сон. Пшеничное поле, я бегу по нему и запинаюсь и падаю на жестковатые колосья уже поспевшей пшеницы. Она смягчает моё падение, обсыпаясь на меня отлетевшими зёрнами. И я смеюсь. Мне не страшно, солнце светит и мне хорошо. Слышу Ромин голос и детский смех. Слышу, но не вижу, пока не поднимаюсь оглядываясь назад.
Вижу Рому, а у него на вытянутых руках смеющийся мальчик трёх лет. Сразу понимаю, что это наш с ним сын. Сон был длинным, со многими счастливыми кадрами, но в память врезалось эта пшеница, и сын у Ромы на руках. И я не просыпалась, меня разбудил Рома.
Глаза в глаза и тело в жар от этого взгляда. Его скользящее подушечками пальцев прикосновение по щеке, уходящее на линию подбородка, заставляющее кровь томиться. Она тягучая потекла по венам разносить непреодолимое желание. Животное и безрассудное «хочу»! Поддались друг другу навстречу, просто столкнулись губами. С ненасытной, лихорадочной и абсолютно не скрываемой жаждой. Руки тряслись и у него, и у меня, слышали, как бешено колотятся наши сердца в отчаянии, загнанном сейчас только туда, потому что в мыслях и душе совсем другое.
Там желание скорей сорвать с него эту чёртову прокуренную рубашку, но манжеты тугие и расстегнуть их в это лихорадочной суете невозможно. Острая необходимость прижаться к нему голому голым телом, и жалкая мысль на задворках сознания, о том, что слабая и не выдержала без этого даже двух недель…Такая призрачная, что даже не горькая совсем, скорей вызывающая усмешку над самой собой, о своей наивности и слабости. Слишком сильные чувства, гребанная бесконечность…Ромина рука с силой по внутренней стороне бедра отмела и эту мысль. Вокруг словно вакуум, нет ни прошлого, ни будущего, есть только наш бесконечный одержимый друг другом поцелуй и мы здесь и сейчас.
Рома повёл глядящей рукой от бедра вверх подцепив тонкую ткань сорочки, оголяя грудь. Прервал поцелуй на мгновение, взгляд на мой небольшой животик, сорвал нетерпеливо сорочку и прижал к себе вновь целуя. Схватила его за голову, когда поцелуями спустился к чувствительным соскам, и навстречу этому пропуская волосы сквозь тонкие пальцы. Не отпускаю, а он порывается спуститься ниже. Краткая отсрочка, отстраняется тяжело дыша, как и я, губы опухли от поцелуев, яркие, красные и я их хочу. А внутри всё сладко ноет, когда снимает с меня трусики провожая взглядом полным чувственного влечения. Нетерпеливо выгибаюсь пока он скидывает и с себя всю одежду.
Ложиться позади, губами и носом по шее обдавая кожу горячим дыханием. Обнимает, прижимая к себе, касанием дрожащих пальцев ведёт дорожку от шеи между грудей в разлёте рёбер, до самого пупка и туда, где ноет, жарко и влажно, а я навстречу его пальцам со сбившимся дыханием. Касания пальцев нежные, чувствующие, каждое это прикосновение продумано, каждое, как прыжок в пропасть. И сам медлит, ведёт губами с нажимом по плечу, я прижимаюсь к его паху сильней, хочу не только эти пальцы, хочу по-настоящему.