Что интересно, когда судья в имперском суде неделю назад зачитывал свой вердикт, так не нервничал. Конечно, было бы досадно, если бы решение оказалось не таким, каким ждали. Но и только. Своего можно было добиться различными путями, уже говорил об этом. Ну, пришлось бы унять спесь, и поклониться императору. Так, поди, не переломился бы.
Хотя, конечно, рад был, когда старенький добрый судья объявил, что по истечении по закону положенного срока в десять дней, государство признает меня полноправным князем и властелином Алтайского княжества и главой рода Летовых. Арон Давидович пояснил потом, что срок дается на обжалование решения. Но тут же успокоил. Сказал, что если уже претенденты себя не проявили, то уже вряд ли и проявят.
Только этого мало. Мне, как князю, требовалось еще и себя показать. Продемонстрировать недругам, что обладаю правом не только по писаному закону, но и по праву Сильного. Чтоб недруг думали, прежде чем открыто недовольство свое выказывать, когда непопулярные меры начну предпринимать.
Было опасение, что спать не смогу, мыслями и тревогами самого себя изводя. А — нет. Пролистал конспекты и учебники, освежил кое-что в памяти, да и уснул сном младенца. Дергаться и переживать только уже в Лицее начал, когда напутственное слово — поток высокопарных лозунгов и призывов чтить традиции — директора Малковица слушал. Да и то не долго. Потом пришлось отчаянно трусившую Баженову успокаивать. Невесть с чего девушка решила, что от волнения все поперезабыла, и на экзамене непременно опростоволосится. Это я с казарменно-наемнического сленга на славянский перевел. Так-то она куда красочней выразилась.
— Сдурела? — довольно грубо встряхнул я Ксению. — Включай мозг. Ты самая умная ученица в классе. Если ты не сдашь, то остальные и подавно провалятся.
— Правда? — закусила губу та.
— Истинная, — подтвердил я. — Да и не будет там ничего нового. Те же самые тесты, только другими словами. Рутина.
— А…
— Все будет хорошо, если того захотеть, — перефразировал я знаменитые слова знаменитого военачальника[7].
— У этих, которые станут работы проверять, — наморщила носик Ксения. — Тоже сердец нет.
— Собачья работа, — хмыкнул я. — Каракули наши разбирать. А их еще и обзывают всячески. Не бойся. Все будет хорошо. Мы с тобой сдадим. На Вышату нашего посмотри. Вот кому бы следовало беспокоиться, а он спокоен, как скала!
— Да, — легкомысленно отмахнулась Баженова. — Ему-то чего переживать? Натянут как-нибудь ему на удовлетворительную оценку. Традиционно высокое качество обучения же. Не станут же они из-за пустяков статистику портить.
— Логично, — признал я. — Тем более что между «сдал» и «не сдал» очень тонкая грань.
— Вот-вот, — хихикнула девушка. — Ромашевич на многое и не претендует.
— Ну, все. Пошли. Удачи, дева щита, — подмигнул я соратнице, когда учителя открыли проход в экзаменационную аудиторию.
— И тебе удачи, твоя милость.
Знакомый класс, одноклассники, вдруг ставшие непривычно серьезными и сосредоточенными. Преподаватели и еще несколько незнакомых господ в проходах между партами, как символ крушения надежд для тех, кто намерен был воспользоваться шпаргалками. Шелест листьев заглядывающих в открытые окна деревьев и щебет птиц, сливающийся в нескончаемый писк.
Странно устроена человеческая память. По истечении часа, после того, как сдал заполненные листы с тестами, не смог вспомнить ни вопросы, ни ответы, которые собственноручно писал. Словно бы мозг стер неприятные воспоминания. Хотя, повторюсь: совершенно не волновался.
Но все. Выпустил из рук тоненькую стопочку листов, вышло время, и ничего изменить уже нельзя. Дополнить, или хотя бы вычеркнуть заведомо неправильный ответ. Четыре часа, которые отделили лицейскую беззаботность юности, от взрослой жизни молодого человека. И ничего не изменить…
Результаты обещали вывесить на доску объявлений утром следующего дня. Проверкой занимается целая комиссия в присутствии чиновника министерства образования. Всех не подкупишь, не договоришься и не разжалобишь. Оценка будет максимально объективна.
Попросили не расходиться далеко, и ни в коем случае не покидать территорию кампуса. Давался час на то, чтоб перевести дух и покушать, а потом нас ждала еще и церемония определения потенции. Как по мне, так куда более волнующая процедура, чем банальные тесты по семи предметам сразу. В конце концов, хоть был и достаточно высокого мнения о качестве своих знаний, на оценки мне плевать.
7
Гаю Юлию Цезарю приписываются слова — его ответ на сообщение гадателей об отсутствии сердца у жертвенного бычка. Гадание делалось в ночь перед переходом армии Цезаря через реку Рубикон. «Все будет хорошо, если я того захочу, — сказал полководец. — А что у скотины нет сердца, так ничего удивительного в том нет»!