Как же я раньше-то этого всего не замечал? Считал это нормальным. Полезным даже. Внушить народу собственную исключительность, противопоставить нормальную, спокойную жизнь под рукой императора разгулу и анархии. Прекратить века попыток копирования римского образа жизни, любования всем импортным. Разве это плохо?! Но не вот так же!
— Все люди разные, — сказал мне на последнем в усадьбе уроке древний эконом. — Одним по сердцу одно, другим — другое. Только кушать хотят все. Счастья детям — все. И любовь — она везде. А еще — Сила. Кто бы чего не говорил, Антонушко, но во всех странах чтут Богов, и везде обладающие Силой получают власть над теми, к кому Небожители не были так благосклонны. Они там могут не ходить в баню в laurdagr[2], считать ворона помойной птицей, а голубя — вестником мира. Это все — тлен. Главное-то — там тоже маги получили Силу, а значит — любы своим небесным покровителям.
— Мокошины вон жрецы, — как конь заржал воевода. — Вообще себя женщинами считают, а Силу Зимняя Владычица им все одно дает!
— Но как же, — попробовал спорить я, без особенной, впрочем, надежды на успех. — В Южных-то Америках. Там до сих пор Богам людей в жертву приносят. Это тоже нормально? Говорят, жрецы там сердца едят… Бр-р-р. Гадость.
— Гадость, — согласился эконом. — Отвратительная гадость. Только, когда иберийцы в эти самые Америки в восьмом веке приплыли, эти самые — людоедские жрецы пришельцам так наподдавали, что те насилу уплыть успели. Такая вот экономика у них вышла… Значит, злые там Боги, раз жизнями людей питаются. А местные приспособились обмен совершать: Свою личную Силу на чужие сердца разменивают.
— В Старой Уппсале, — хмыкнул в седые усы древний воин. — В стародавние времена, на Великом Дубе чужеземных пленников, в угоду Богам, вниз головами развешивали. И нашим, руским, Богам это по нраву было.
— Мы меняемся, — качнул гривой седых волос прежде не участвовавший в беседе чародей. — Боги меняются. Где люди жить устраиваются, туда и Богов своих селят. Так и получается, что в разных местах, разные Небожители. Мы, вот, своих аж с берегов северных морей привели.
С этим спорить было бессмысленно. Так я и привык думать: у разных народов разные покровители. Оттого и живут они по-разному. И относиться к этому в черно-белом свете: хорошо или плохо, нельзя. Да, многое из того, что привыкли, в угоду своим горним вышням, творить те же римские патриции, мне кажется отвратительным. Но не соглашаться с их высокой цивилизованностью и наличием среди их аристократии многочисленных и сильных потентиков — глупо.
Так-то понятно, зачем это делали наши доморощенные теледеятели. Что не говори, а уровень жизни в Европе куда как выше, чем в нашей огромной и не до конца обустроенной империи. Не будь этого постоянного давления на мозги людей, множество специалистов легко уехали бы в ту же Галлию или Британию. С другой стороны, границы ведь никто и не думал перекрывать. Наши ездят на Юг Европы отдыхать на золотых пляжах Средиземного моря. Встречаются там и с местными жителями, и с путешественниками из других стран. И если в голове стоит броня, если ты заведомо считаешь их всех ущербными извращенцами, ни о каком взаимопонимании не может идти и речи.
Самое печальное, что обнаружив и распознав одно из направлений государственной пропаганды, я ни на миг не приблизился к раскрытию тайны тестов по истории для сдачи имперских экзаменов. Нужно было искать дальше, но я был уже настолько сыт этим всем дерьмищем, что на телевизор взглянуть не мог без содрогания.
И тут, как нельзя лучше — нужно было срочно проветрить мозги — пригодился вызов в Имперский Суд. Начинались слушания по делу о признании меня князем, взамен пропавшему без вести десять лет назад Рутгеру. Ничего серьезного не ожидалось. По сути, это была рядовая рутина, потакание требованиям законодательства страны. Тем более что, кроме меня, туда же должны были явиться старики-воспитатели и, в качестве официального юридического представителя рода, Арон Давидович Капон. Не с этакой-то поддержкой было кого-то бояться. В конце концов, даже имперский судья — это всего лишь обычный государственный чиновник.