— Разве вам не нужно дождаться медиков? — спросил я, когда патрульные, не забыв запереть за нами дверь, уселись впереди.
— А это, сопляк, — неожиданно грубо ответил красномордый, усевшийся за руль и теперь тяжело отдувавшийся. — Не твоего ума дело: что нам нужно, а чего нет. На твоем месте я бы больше беспокоился о том, сколько розог достанется твоему заду от отца. Даже не сомневайся! Штраф вам выпишут не маленький.
— У меня нет отца, — хмыкнул я.
— Вот только не надо пытаться нас разжалобить, — включился в разговор второй. — С этими достойными гражданами города ты обошелся куда более жестоко, чем это дозволяется. Так что, как говорится: закон жесток, но это закон!
— Разберемся, — пообещал я, стараясь сохранять рассудок холодным. И все ждал, когда же всплывет тема финансовой помощи правоохранительным органам? Ну, или на худой конец, когда мне предложат позвонить «другу», и умалять о помощи.
— Разберется он, — хрюкнул водитель. — Нет, ты слышал? Он разберется. Ему судья такой вердикт вынесет, закачаешься. А он: разберется!
— Это точно, — поддержал партнера второй. — Семейный бюджет в опасности. Хоть разбирайся, хоть нет. И «дяденьки простите, я больше не буду» тут не пройдет. Ввязался во взрослые дела, ответь как взрослый.
Боги! Ну почему в этой троллевой провокации вы послали участвовать этих двух идиотов? Середина двенадцатого века Империи! Автоматические зонды на Луне замеряют напряжение магического поля, а эти… люди — обычные городские стражники, из самого низшего звена — ведут себя будто бы за окнами век третий, и нас везут на княжье правило. Да и то. Слава Богам, у нобилитета в этой стране все еще были какие-то права, а не одни лишь обязанности.
Мне, если использовать славянский термин, дворянину, их городской суд мог вынести не более чем публичное порицание. Судить, оштрафовать или еще чего больше могли только Имперский Суд по представлению офицеров жандармерии или правитель этой земли. И я сильно сомневался, что процветающая в Берхольме коррупция, затронула и коронных чиновников. Если городские в случае разоблачения могли отделаться увольнением с должности и крупной вирой, то имперским такой либеральный подход и не снился. Плаха, или каторга, если имеются смягчающие обстоятельства. Император мог простить многое, но только не предательство. А оказание имперскими служащими услуг сторонним людям за мзду, воспринимал именно как нарушение клятвы верности.
Как по мне: строго, но справедливо. У правящего рода было чему поучиться.
Так что волноваться мне было совершенно не с чего. И эти потуги меня запугать могли привести только к тому, что я рассмеялся бы им в лицо. Хотя, признаться, было не до смеха. Следовало подмечать детали, вникать в смысл оговорок, и запоминать. Фиксировать в памяти лица, должности и фамилии. А как иначе я смог бы понять степень коррупции в городской полиции?
Ненавистный город, и его продажные слуги! О, видят Боги, как сильно я их ненавидел. И в том будущем, которое намерен был построить, этим тварям места не было. Оставалось лишь не забывать вносить новых персонажей в список. И, после, воздать по заслугам.
Представление, совершенно не убедительная театральная постановка для единственного зрителя, продолжилась и в окружном участке. Пыхтящие от натуги патрульные сдали нас дежурному офицеру, а сами расселись неподалеку, дабы составить рапорты о происшествии.
Удивился, почему нас не заперли в клетку, которая была главной достопримечательностью участка. Куб, сваренный из стальных прутьев располагался точно по центру обширного помещения, так что вся деятельность полицейских проходила как бы вокруг камер временного содержания. Естественно, у находившихся под постоянным вниманием задержанных, не было ни единого шанса на побег. Один из отсеков куба был свободен, но нас с Ксенией усадили на жесткую лавку у стены вне клетки.
Дежурный — пожилой уже офицер с совершенно седыми волосами и многочисленными нашивками на мундире за ранения — был вежлив. Больше того, в голосе чувствовалось искреннее участие, что было совсем уж неожиданно.
— Посидите пока здесь, ребятки, — хрипло и, как мне показалось — смущенно, выговорил он. — Придется подождать. Как дознаватели освободятся, я вас провожу. Припомните пока, что в точности произошло. Вам это пригодится…
Моральная поддержка мне не требовалась, но признаю: стало как-то легче. И чтоб не забыть воздать по заслугам, когда придет время, я торопливо записал в телефон номер с личного жетона этого пожилого полицейского. Нельзя наказывать всех без разбора. Как оказалось, даже в этом притоне порока могут найтись достойные люди. Ну, или хотя бы те, чья совесть еще жива. Щит моей ненависти дал первую трещину.