— Вот как? Я… — тут мне пришла в голову отличная идея. — Я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением.
И пока этот олух не передумал, быстро вытащил телефон и набрал номер Варгова.
— Олеф Бодружич? Это Антон. Я в районном отделении полиции, — затараторил, опасаясь, что невесть чему радующийся — растянутые в улыбке тонкие губы и вовсе исчезли с лица — дознаватель сообразит, что связался я совсем не с тем абонентом, с которым они ждали, и придется завершить разговор раньше времени. — Требуется Ваше присутствие. Адвокат? О! Это было бы и вовсе отлично. Спасибо. Понял. Жду.
— Значит, выбираем, все-таки, самый сложный путь? — покачал головой блеклый, проводил глазами укрываемый во внутреннем кармане куртки телефон, и вернулся к своему монитору. — Итак, согласно рапорту патрульного экипажа, покинув территорию Лицея, ты напал на группу горожан…
— Эээ… Офицер, — перебил я дознавателя. — Мой опекун, подполковник Вагров, рекомендовал мне не разговаривать с дознавателем без адвоката. Еще он удивился, почему сотрудники полиции не известили его сразу после моего задержания. По его мнению, это нарушает имперский закон… Я ведь не совершеннолетний, и пока Олаф Бодружич несет за меня ответственность. А вы что? Не известили?
Боги! А я-то еще удивлялся, почему Вагрова до сих пор нет. Эти твари вообще страх потеряли? Одно дело припугнуть школьника, показать на его, так сказать, личном примере — кто в городе власть. И совсем другое — прямо нарушать общие для всей страны законы!
— Не успели, — рыкнул блеклый. И добавил уже много тише, каким-то зловещим шепотом. — Закон тебе нужен, щенок? Ну, будет тебе закон! Смотри потом, не плачь!
— Не дождешься, — тоже тихо, но отчетливо, и с максимальным холодом в голосе, ответил я.
Дознаватель сжал кулаки, и так сверкнул глазами, что едва во мне дырку не прожег. Но быстро отошел. Скривился как-то не хорошо, и принялся стучать по клавишам компьютера, как заправская секретарь-машинистка. Что он там сочиняет отнюдь не вису в мою честь — это к провидице ходить не нужно. А вот, как именно ему этот полет фантазии отольется — я уже предполагал.
Он печатал, я скучал и разглядывал рабочую суету участка. Той его части, что была видна с моего места. Был соблазн вытащить телефон, выйти в Сеть и поискать точные формулировки закона о правонарушениях несовершеннолетних и правах дворянского сословия. Старики-воспитатели принуждали меня заучивать наизусть много чего, но законов среди всей этой бездны информации было совсем не много. И в основном, намертво вбитые в мою память правовые сведения касались земельных отношений. Ну и общие принципы имперского законодательства конечно. Уже потому, хотя бы, что это входило в общий курс обычной школьной программы.
Особенно те статьи Единого Кодекса Руской Империи, где говорилось о безусловном преимуществе древних договоров и изначальных уложений, перед обновленными, адаптированными под современные нужды, законами. Согласен, даже написано там все так красиво, что сразу понятно — мы все тут наследники былых героев и вождей, воинов и пахарей, раздвинувших границы Державы от седого Варяжского моря до Великого Восточного океана. Только вряд ли кто-то вне старых аристократических семей задумывается, что именно и зачем это все было записано первыми строками толстенного тома.
Я знал. И зачем, и что именно имеется в виду. Прецеденты и право сильного — вот о чем это. Древние вассальные ряды, даже если они прямо нарушают остальные уложения, выше Закона! Право сюзерена силой отобрать переданное вассалу имущество в том случае, если тот нарушает данную его предками столетия назад клятву. Право на месть и на объявление войны между родами. Право с оружием в руках защищать свое, от любых посягательств. Черным по белому, типографской краской по бумаге в этих скупых и красивых вступительных статьях Кодекса, говорилось о том, о чем пели скальды у очагов руских вождей и за длинными дружинными столами княжеских горниц.
Многие старые влиятельные семьи и без того давно уже были над Законом. Эта запись и не для них. А для тех, кто стал забывать с какой стороны браться за меч. Для тех, кто туго набив мошну, полагает себя хозяевами жизни. Чтоб такие, как эти — прыщи, вскочившие на ровном месте, знали, что истинные владыки повелевают не столько жизнью, сколько смертью. И имеют на это право.
Скучать пришлось почти час. Дознаватель никуда не отходил, так что подсмотреть, что за пьесу он там ваял, не было никакой возможности. Хотя, признаюсь, хотелось. Очень уж злобно он на меня зыркал и коварно ухмылялся. Так-то — понятно, чего он хотел добиться. Только уж что-что, а держать лицо я еще лет в двенадцать научился. Еще у меня отлично, смею надеяться, выходит маска надменного аристократа. Могу еще призрения добавить — кривая улыбочка и чуточку вздернутая бровь действуют безотказно. Так и развлекался. Безликий мне злобную рожу, я ему в ответ — гримасу, с которой смотрят на раздавленную дорогой туфлей жабу.