— Сударыня Баженова. Я попрошу остаться. В отношении вас у Закона еще есть претензии.
Ксения с матерью, с видом полной покорности превратностям Судьбы, встали. А я недоумевающее вздернул бровь, и посмотрел на адвоката.
— Осмелюсь просить еще буквально мгновение вашего внимания, Ваша Честь, — с коварной улыбкой воскликнул Капон. — Мой подзащитный утверждает, что фрекен Баженова является человеком его свиты. А по сему, господин Летов готов принять всю ответственность на себя.
— Вы готовы это подтвердить, ваша милость? — сморщившись, будто уксуса хлебнул, прорычал судья.
— Несомненно, — с готовностью подтвердил я. — Разве может быть иначе?
— Что это значит, — зловещим шепотом поинтересовалась Баженова — старшая у дочери.
— Мам, — так же тихо ответила Ксения. — Я потом объясню.
— Свободны, — как-то совсем уж грубо, рявкнул худой. — Дело закрыто.
— Позвольте мне вмешаться, — обратился я к пышущей яростью женщине, стоило нам только выйти из зала суда. — Я, как вы наверняка знаете: Антон Летов. Дворянин. Несколько дней назад Ксения изъявила желание стать моим человеком. Как выразился господин адвокат только что — человеком свиты. И не далее как сегодня утром, я эту ее просьбу решил удовлетворить…
— О! — сказала Ксения и улыбнулась.
— Дома поговорим, — зло поджала губы фру Баженова, и потянула мою одноклассницу в сторону. — Эти мажоры совсем оборзели…
— Ну, мама! — очередной, который уже раз, воскликнула Ксения, высвобождая руку из захвата. — Антон, Господин Капон, спасибо вам.
Я растерянно кивнул. Знал, чувствовал, что нужно найти какие-то правильные слова, способные убедить родительницу первого члена моей свиты, в том, что та сделала правильный выбор. И не находил этих слов.
— Пустое, — между тем отмахнулся адвокат. — Я всего лишь выполнял пожелание своего клиента. Не более того… Вам же, сударыня, я просто обязан сообщить, что ваша дочь еще сама не понимает, насколько правильным было ее решение вверить свое будущее в руки этого молодого… их милости.
— Я приму к сведению ваше мнение, — чуть ли не сквозь зубы процедила Баженова.
— Самое время пообещать госпоже, что такое больше не повторится, — в полголоса посоветовал мне Варгов. Впрочем, не достаточно тихо, чтоб этого не услышала мама Ксении.
— Не стану этого утверждать, — качнул я головой. — Могу лишь обещать, что приложу к этому все силы. В конце концов, жизнь наемника тоже полна опасностей…
— Что ты знаешь о нашей жизни?! — поморщилась Баженова — старшая, и, словно обрывая неприятный для ее разговор, четко скомандовала дочери: — В машину! Быстро!
— Да уж, — покачал головой опекун. — Серьезная дама. Влетит твоей подружке по самое небалуйся.
Мне оставалось лишь мысленно с ним согласиться. Было необычайно горько осознавать, что практически бросил своего человека на растерзание… родителей. Но что еще я мог сделать? Тогда еще не в моей власти было оградить будущего вассала от чьего-либо гнева.
Потом была еще поездка в городское отделение жандармерии, где улыбчивый молодой офицер тщательно записал мои показания. Выяснилось, что могли туда и не торопиться. Запись с камер наблюдения уже была снята и даже расшифрована специалистом по чтению по губам. Мне и оставалось только согласиться с очевидным.
Адвокат откланялся, крепко пожав руки нам с опекуном. Затем Варгов отвез меня к лицейским воротам. Весь день с неба сыпала снежная крупа, к вечеру окончательно скрыв под тоненьким шелковым покровом место нашего с Ксенией «выступления». Было даже жаль портить этакую девственную чистоту темными отпечатками.
— Мог бы и солгать, — попенял мне Олеф Бодружич на прощанье. — Глядишь, девчонке было бы легче дома…
— Я… гм… я не могу лгать, — нехотя признался я. — Не приучен.
— Иногда — нужно, — хмыкнул опекун, кивнул и уехал.
На этом длинный суматошный, полный неоднозначных впечатлений, день и закончился.
А утром, за час до занятий, когда я по обыкновению выскочил на мороз подразмяться, у дверей общежития меня ждала Ксения. И так же, как я — в спортивном костюме. Единственное что, видимо в расчете на долгое ожидание, надела шубку поверх.
Признаться, ждал каких-то слов. Упреков, рассказов о том, как сильно ее из-за меня наказали, или еще чего-нибудь в этом роде. Но девушка просто пристроилась сзади-слева. Я побежал, и она следом. Я взялся за упражнения, и она — то же самое. Молча. Будто бы так и должно быть. И всегда рядом, пока я не закончил разминку, и не вернулся домой.
Душ, быстрое облачение в лицейскую форму, и скорым шагом в столовую, на завтрак. Старики не раз и не два говаривали, что, дескать, пока я росту, режим питания — одна из важнейших вещей. И, перед поездкой в Берхольм, с меня было взято обещание хорошо питаться. Приходилось держать слово…