— Через год, или два, — продолжил, когда мы с Баженовой нашли, наконец, не занятый столик, утвердили на нем заставленные тарелками разносы, и уселись сами. — Тебе придется довольно часто находиться в компании аристократов. Со мной, а быть может — и без меня. И я бы не хотел, чтоб ты…
Вот тут наступал самый тонкий момент. «Подвела меня, брякнув что-либо не то»? «Выглядела невоспитанной идиоткой, не способной контролировать собственное любопытство»?
— Чтоб ты попала в неловкую ситуацию, невинно поинтересовавшись у незнакомого подростка: имеет ли он дар Бога. В некотором роде, это неприлично.
— Ого, — хмыкнула Ксения и, в подражании мне, выпрямила спину. — Судя по длине речи, это должно быть не просто неприличный вопрос! Что-то ужасное? Запретное?
— Оскорбление, — девушка умела не только видеть, но и слышать. Разговор с ней на серьезные темы одновременно и доставлял наслаждение, и был подобен игре в шахматы. Каждый ход, простое прикосновение к фигуре, каждое слово, каждая пауза или интонация имели значение. — Вызов. Прямое и четкое обозначение агрессивных намерений.
— В сериалах… — попыталась спорить Ксения.
— К троллям под хвост сериалы! Они же создаются для тупых, — зло выдохнул я. Бесит, когда в доказательство правоты приводят сюжеты из многосерийной жвачки для малообразованной публики. — Главный принцип их создателей: показать все так, чтоб последний кретин понял, о чем идет речь.
— О! Сколько экспрессии, твоя милость, — выпустила колючки Баженова. — Сотни миллионов потребителей этой, как ты выразился — жвачки, с тобой не согласны. Некоторые многосерийные фильмы заставляют задуматься…
— Поразительно, — скривился я. — Ты ведь прекрасно поняла, что именно я имел в виду, и все равно продолжаешь спорить… Просто прими к сведению то, что я тебе сказал, и закроем эту тему… И пригласи уже этого… оболтуса к нам за стол.
Ромашевич с полным пищей разносом, словно тот знаменитый осел, переминался с ноги на ногу, и не мог сделать выбор. За столиком мастерка для дылды оставили место, и Варнаков, с явно читаемым недоумением на лице, следил за сыном полицейского. К нам же, без приглашения, подсесть он не решался. Вид при этом имел какой-то такой… Жалкий. Как у брошенной хозяином собаки. Впрочем, хватило одного «волшебного» взмаха узкой ладошки Баженовой, чтоб у человека вновь образовались жизненные ориентиры.
— Я понял, что именно ты хочешь, — начал я, когда бугай закончил расставлять тарелки. К вящему моему удивлению, одноклассник оказался конформистом. Ему, как оказалось, было крайне важно правильно все поставить и разложить. — Теперь мне хотелось бы знать: почему?
— Ну, я… это… Батя, как с дежурства пришел, говорит, мол, что тебя… вас… в участке видел. Ну и, что вот с кем мне дружить надобно, а не с прохиндейским отпрыском купеческим. А я тут… ну… и подумал. Дружбу-то водить с таким как я, вам поди и зазорно будет, а вот от службишки моей поди-ткось и не откажитесь…
— Так, — наморщил лоб я, пытаясь продраться сквозь нагромождения слов-паразитов. — Тебя зовут-то как?
— Вышата я…
— Что это еще за имя такое? Точно «вышата»?
— Гм… Вышеславом отец нарек. В точности, как и Варнакова-младшего.
— Ой, не могу, — засмеялась Ксения. — Недорослика Вышатой кличут?
— Ну, да, — развел длиннющими руками Ромашевич. — Только он имя свое не любит. И меня так звать запретил. Оно и понятно же, да? Мы оба Вышеславы, но я, и правда, высокий, а он папке с мамкой не удался…
— Ну, ты… — продолжая потешаться, и этим смущать здоровенного парнягу, Баженова не могла не высказать свое особое мнение. — «Не удался». Посмотрите-ка на него! Ты прям образец тактичности. Эталон!
— Тем не менее, это не объясняет, почему именно ты решил бросить компанию Варнакова, и переметнуться ко мне, — я веселья напарницы не разделял. Мне бы этот человечище пригодился. Только я все еще не был уверен, что инициатива Вышеслава, принадлежала ему самому, а не подсказана одной хитрой и коварной тварью. — Что я смогу получить такого, чего мне не сможет дать никто другой? И, самое главное: что это будет мне стоить?