— Не-не-надо иначе, — дрожал ниссе.
— Иначе я иду тебя искать, — подвел я итог. По-другому они не понимают. Жалость почитают за слабость, и уважают только силу.
Это ради них в древности снимали с лодей головы драконов. Не ради людей. С людьми можно договориться, убежать или убить, если достичь соглашения не получилось. Твари понимали только язык силы. Только так. И деревянные морские змеи, по каким-то, одним тварям ведомым, причинам, вызывали у местных духов прямо-таки приступы бешенства. Грязь в котле с кашей, оступиться и упасть в самый неподходящий момент, залетевшая в рот муха в момент произнесения заклинания. Веттир гадили пришельцам без устали и с какой-то изощренной изобретательностью. Можно найти гнездо такого вот — домового — духа. Или выжечь лежбище духа лесного. Но нельзя воевать с каждым кустом или корягой.
Если конечно ты не Летов.
Опекуна, успевшего подъехать к дверям общежития и начавшего выгружать поклажу, нашел будучи в прекрасном расположении духа.
— Успел познакомиться с соседом? — первым делом поинтересовался Варгов, когда багажник был заперт, и я взялся за ручку громоздкого чемодана. И, верно от неожиданности и удивления, я уже открыл было рот, чтоб спросить: откуда тот мог узнать о буквально только что состоявшемся разговоре с «соседушкой», но не успел произнести и слова. Подполковник сам себе ответил. — А, ну да. Время еще раннее. Сосед наверняка еще на уроках. Или в клубе.
Начинались ранние зимние сумерки. День склонялся к вечеру, и по логике вещей, младшеклассник, коему не повезло оказаться моим соседом, и про существование которого я совершенно забыл, должен был быть уже у себя в комнате. Просто… Просто мне не было до него никакого дела.
Повезло, что нужный этаж был вторым. А не пятым, например. Проклятые чемоданы были словно свинцом залиты, а не аккуратно уложенными тряпками. Пока дотащил все четыре по очереди, взмок второй за сегодня раз.
— А ничего у тебя тут. Уютненько, — похвалил Варгов расстаравшегося на славу коменданта.
И я был с ним полностью согласен. Небольшая, наверное — три на четыре, комнатка разительно преобразилась. Мебели существенно прибавилось, и сама она выглядела новенькой, никем ни разу не пользованной. Да чего уж там, она и запах имела такой характерный: картон и свежее дерево.
Кровать была аккуратно заправлена. У двери лежал синтетический коврик с какой-то глупенькой надписью на латинском, а на подоконнике — горшок с неведомым комнатным растением. Ни о какой грязи по углам не могло быть и речи. Все сияло.
— Признаться, думал придется серьезно пообщаться с местным начальником, — покачал головой подполковник интендантской службы. — А они молодцы. Порядок знают.
Я неопределенно пожал плечами.
— Что-то же должно было быть сегодня хорошим, — уныло выговорил я.
— Понимаю, — невесть чего понял Варгов. — Нелегко оторваться от всего привычного, и вырваться в Большой Мир. Да?
— Вроде того, — не стал спорить я. Но и рассказывать почти незнакомому человеку о том, с какой жадностью рассматривал картинки этого его «Большого Мира» в сети, как торопился, рвался навстречу чему-то новому, тоже не хотел. Дядькой мой опекун оказался вроде бы неплохим. Плохо воспитанным, много о себе мнящим и любящим покомандовать? Да. Но плохим? Нет.
Только — чужим. И место в ближнем круге Олеф Бодружич Варгов, подполковник интендантской службы Берхольмского гарнизона, пока не заслужил.
— Здесь твоя мама тебе пирожков приготовила, — слегка смутившись, поставил он на стол картонную коробку, которую нес на вытянутых руках, пока я корячился с последним чемоданом. — Перекусить.
— Спасибо, — вяло выдохнул я, устраиваясь в кресле у стола. Жаль, что Варгов не умеет читать мысли. Узнал бы несколько новых способов по применению этих пирожков.
— Чем думаешь заняться?
— Душ, столовая, немного сети и спать. Завтра трудный день, — не стал скрывать своих планов.
— Добавь туда еще посещение куратора, — серьезно посоветовал опекун. — Лучше это сделать сегодня. Он обязан завтра представить тебя классу, а до этого должен будет составить о тебе свое какое-то представление.
— Вот как? Не знал.