И вот после десяти лет брака, пережитых вместе бед и радостей, хватило бы мне сил великодушно простить неверного супруга и отпустить к сопернице, выслушав жестокие ранящие слова?
Так и не решив, убить ли мне Мэла, или Мэла и его будущую любовницу, или всю нашу троицу, чтобы нескучно гореть в аду, я не заметила, как ноги довели меня до двери с табличкой, на которой фосфоресцировала надпись: "Сортировочная утиля". Криво выведенные буквы с кровавыми потеками вызвали нервное сглатывание. Утилем могло стать что угодно. Или кто угодно.
А в приотворенной двери разыгрывалась настоящая пьеса с четырьмя действующими лицами.
Лицо первое. Шкаф двухстворчатый в резиновом фартуке до пола и с нагрудником. Армейский полубокс, шея, равномерно переходящая в голову с тяжелой квадратной, выпяченной вперед челюстью. Основательно горбатый нос как у грифа. Лапищи в огромных резиновых перчатках выше локтей. Взгляд исподлобья и свирепое выражение выдает в нем человека, напрочь лишенного интеллекта, либо обладающего зачатками оного.
Лицо второе. Невысокое, колобкообразное, без видимой шеи, наголо обритое, лунолико-приплюснутое, с набрякшими веками, раскосыми щелочками глаз и выступающими скулами. Восточное. Облачено, как и лицо первое, за разницей перчаток. Широко расставленные ноги и упертые в бока руки выдают в нем человека важного, занимающего ответственный пост в уважаемом заведении.
Лицо третье и лицо четвертое. Длинный и худой как гвоздь парень с всклокоченными волосами и миниатюрная девушка приятной внешности, оба в белых халатах. Заискивающее поведение выдает в них людей неуверенных и заглядывающих в помещение с кровавой табличкой по большой необходимости.
Декорации. За спиной "шкафа" дверь и неширокое обзорное окно вдоль стены. Что находится за стеклом, не представляется возможным разглядеть. У выхода высокая тележка-короб.
Мизансцена. Действующие лица образуют довольно широкий круг общения и бросают реплики. Конструктивный диалог подходит к финалу, когда в дверь протискивается еще одно лицо, ставшее пятым. Это я. И бесцеремонное поведение выдает во мне нахалюжного курьера, которому не терпится вручить белый конверт адресату.
Сцена первая.
- Ну, пожалуйста, - заканючил парень. - Асмодей, явите милость!
- Нет! - рявкнул "шкаф", и парень, девушка и я синхронно вздрогнули. - Лимит выбран!
Определенно, этот верзила выводил пальцем буквы на дверной табличке, сопровождая процесс сатанинским смехом.
- Жалко, что ли? - не отступал парень. - Все равно полгода не будете списывать.
Самоубийца, - поглядела я на него с состраданием.
- Для глухих повторяю: нет - значит, нет! - напугал бугай новой порцией рева и направился к двери за спиной, явив с внушительного тылу болотные резиновые сапоги высотой практически до талии.
Я шумно выдохнула. Форменная одежда работника по сортировке утиля выглядела устрашающе.
Дверь стукнула, и великан Асмодей появился с другой стороны окна, растянувшегося панорамой на стене. С моего места было видно, как он нагибался, переставлял, толкал и перекидывал - наверное, сортировал студентов, утилизированных по причине глухоты.
- Вот ведь упрямый крокодил, - сказал раздосадованно парень и повернулся к спутнице: - Придется отложить твой проект до следующего месяца. Видишь, не дает, пиранья.
На лице девушки проявилось глубочайшее расстройство.
Вот ведь олигофрен! - послала я сердитую мысль за стекло, посочувствовав бедняжке, хотя не вникла толком в суть инцидента. Какова бы ни была суть, а слабый пол нельзя обижать.
Тут колобок с восточным лицом заметил меня и уставился, словно на необычайное явление.
Сцена вторая.
- Здрасте, - протянула я белый конверт. - Примите извещение и приходите на совет.
Колобок взял посылку и поглядел на свет потолочной лампы.
- Тао Сян, все знают, что у тебя доброе сердце! - воскликнул с жаром парень. - Неужели восемь килограммов битого стекла для тебя дороже всех сокровищ мира? С каких пор мусор, который можно употребить на благие цели, предпочитают выбрасывать на свалку? Куда катится наше общество? - возопил, размахивая руками.
- Хассаина казала - низя, - ответил лунолицый с жутким акцентом и с невозмутимым видом. - Слово хассаина крепце камня.
- Скажи, Тао Сян, зачем тебе битое стекло? Грызешь вместо сухарей? У вас два отсека отведены для него и оба забиты доверху, - наседал парень, а его спутница, оживившись, закивала с надеждой. - Не отпирайся, мы знаем.
- Нихарасо видеть, - погрозил толстым пальцем колобок. - Стены худые, люди задные.
- Это не стены худые, это октаграммы хорошие, - хмыкнул парень. - И почему мы жадные? Мы пришли честно, по делу, и просим: так, мол, и так, каемся, что без лимитной карты, потому что она исчерпана. В следующем месяце клянемся увеличить лимит, а сейчас разве трудно отсыпать чуточку в карманы страждущим, а? Ну, пожа-алста! - разошелся проситель, чувствуя себя гораздо увереннее в отсутствие людоедообразного Асмодея.
Я удивилась. Стало быть, сыр-бор разгорелся из-за разбитых мензурок? Ненавижу тех, кто использует служебные полномочия, чтобы ущемить пришедших на поклон. Зачем на пустом месте жмотничать и глумиться над просителями? Битое стекло - чай не золотые россыпи, чтобы над ними чахнуть.
- Могу дать, но хассаина всё сситает. Хассаина злой, када нету уцета, - покачал головой Тао Сян.
- Почему нету? - развел руками парень. - Оформим накладную, чин по чину. Без обмана.
Ох, попался бы мне в руки жестокий хассаина, не дающий бедняжкам жалкие восемь килограммов битого стекла! - уставилась я враждебно на лысую голову Тао Сяна. У каждого из нас свои нужды: кому-то приспичило отработать прогул, кому-то срочно приспичило стекло. Разве это повод, чтобы измываться над несчастными студентами?
Колобок переключил внимание на меня, и глазки-щелочки превратились в тонкие полоски. Я поежилась.
- Мне нужна расписка, - напомнила лунолицему.
- А хочешь, мы в следующем месяце оформим в десять раз больше, а возьмем в пять раз меньше? - предложил парень, рассчитывая поколебать неприступность начальника сортировочной.