- Значит, о моей неидеальности тебе подсказала прямолинейная мужская логика? - обиделась я на речь Мелёшина.
Он возвел глаза к потолку салона и промычал что-то сквозь стиснутые зубы. Наверное, выругался.
- Умеешь же найти нужное зернышко в стоге сена. Эва, у каждого из нас свои тараканы в голове, и возможно, ты не раз порадуешься, что вовремя помахала мне ручкой на прощанье, узнав ближе. Понятно объясняю? - Взглянул на меня. - Только не дуйся.
- И не собиралась, - обиделась, скрестив руки на груди.
Я перевела взгляд в окно в надежде увидеть маломальскую звездочку в непроглядной темени, и, поразмышляв над словами Мелёшина, решила, что во многом он прав, разве что, ошибся в моей неидеальности. Интересно, успел ли он обнаружить во мне какие-нибудь недостатки?
- Ладно, - согласилась, а про себя взяла на заметку упросить Аффу погадать. На чем угодно, чтобы стать уверенней. - Значит, тебя не беспокоит мое... невидение?
- Не беспокоит, - ответил он ровно, помолчав.
Я хотела выяснить, можно ли назвать свиданием нашу поездку на цукисту, но вместо этого почему-то спросила:
- Ты, правда, позвонил бы Пете?
- Правда, - ответил Мэл. - И позвоню, если продолжишь трусить.
В отличие от меня он сделал маленький шажок вперед и успел поговорить с блондинкой. Интересно, что Мелёшин сообщил? "Милая, я нашел тебе замену" или "Иза, прости за невинную шалость на стороне"? Да, объяснять можно по-разному.
- А почему ты решил, не поинтересовавшись, что лучше для меня?
- Что лучше для тебя, Папена? - переспросил он. - В любом случае, не Рябушкин. Ты поймешь это. Со временем.
- Спасибо за заботу, - произнесла я с сарказмом. - Но я хочу думать своей головой и выбирать самостоятельно.
- Ты вправе, - согласился Мэл. - Держись, приехали.
В лес сворачивала утрамбованная разъезженная колея, расшарканная множеством колес, и распадалась на бессчетное количество мелких и неглубоких. Колеи петляли среди деревьев, но держали общее направление вглубь леса.
- Котяры, - ухмыльнулся Мелёшин. - Не могут без выпендрежа.
Он чувствовал себя в своей стихии. Теперь я поняла, почему Мэл выбрал танк. Машина пёрла, зарываясь в глубокий снег, и без проблем выбиралась, пробивая новую дорогу.
Внезапно лес закончился, и вдалеке, у черной кромки деревьев, высветились огни. Чем ближе подъезжал "Мастодонт", тем четче проявлялась большая поляна и беспорядочное нагромождение машин на опушке, а огни оказались кострами, освещавшими кучкующийся народ и технику.
Мелёшин круто завернул и заглушил танк в отдалении от импровизированной стоянки.
- Пошли, - спрыгнул на снег.
Я открыла дверцу и застопорилась, боясь спуститься, поскольку спускаться в юбке с высоты оказалось несподручно.
- Прыгай, - протянул руки Мэл, и я рухнула в его объятия кулем, но он не обратил внимания на неизящное приземление. Снег под ногами оказался утоптанным, и сапоги не проваливались. Неподалеку сновали парни и девушки, экипированные по-зимнему тепло, а меня пробил первый озноб. Игнорируя теплые колготки, мороз принялся с охотой жалить ноги.
Мэл сходил к багажнику и, вернувшись, потянул меня за собой, здороваясь на ходу и пожимая руки многочисленным знакомым. Компании перемещались, приветствовали друг друга, возбужденно перекрикивались, смеялись. В кружках горели luxi candi* разных размеров, а некоторые зрители поступили проще, включив фары машин.
Протолкавшись к возвышению у сосен, Мелёшин остановился. Теперь поляна виднелась как на ладони. Костры разложили по кругу, и от жара огня снег растаял, обнажив черное замкнутое кольцо, за границей которого собрались любопытные.
- Иди сюда, - потянул меня Мэл и прислонил спиной к себе. Очертил над головой дугу и еще несколько кривых поменьше перед моим носом и за своей спиной. Вокруг ощутимо потеплело, и нос перестал замерзать.
- Держи, настраивай окуляры, - протянул приспособление, оказавшееся большим биноклем. Мелёшин повесил мне шнур на шею и показал, как сфокусировать изображение по глазам. Сам он натянул на голову вязаную шапочку и поверх очки на резинке, какие бывают у пловцов. Завершив подготовительные маневры, прижал к себе, обхватив меня за талию.
- Ну, как? - спросил на ухо. - Не мерзнешь?
Я помотала головой. Незнакомая обстановка разволновала и взбудоражила, но ощущение надежной защиты за спиной и крепкий захват рук успокоили. Все-таки позади меня парень, и не абы какой, а заботливый и беспокоящийся обо мне.
Расчувствовавшись, погладила его руки, сомкнутые на поясе, и в ответ Мэл потерся носом о мою щеку, заставив участиться пульс. Чтобы отвлечься, я занялась настройкой бинокля, после чего взялась разглядывать обстановку.
Оказывается, у многих из присутствующих были очки, похожие на Мелёшинские. Некоторые зрители надвинули их на глаза и смотрели на поляну. Видимо, очки являлись упрощенным аналогом биноклей и оставляли руки свободными.
Около черного круга теснился народ. Мелькали лица, доносился веселый смех. Мимо нас прошли несколько компаний, выбирая подходящее для обзора место, и по-свойски поздоровались с Мэлом. Он пожимал руки, сделав, наверное, тридцать или сорок рукопожатий зараз. Интересно, почему у парней руки не отваливаются приветствовать друг друга? Об этом я спросила у Мелёшина, а он рассмеялся и еще крепче прижал к себе.
- Откуда всех знаешь? - поинтересовалась у него.
- Так получилось.
- А ты участвовал в своей цитрусе?
- В цертаме, - поправил он. - Было дело.
- И побеждал? - спросила, предвкушая ответ с детским любопытством.
- Было дело, - повторил Мэл и положил подбородок на мою макушку.
- Сколько раз? - выпытывая, я поелозила в объятиях, призывая к ответу.
- Ну... пять или шесть, - не стал он вдаваться в подробности. - Не помню.