Они смотрят на меня свысока и говорят:
«Мы и слыхом не слыхали об этом вашем пассате».
"Что ж, — говорю я. — Возможно, что вы не слыхали и еще кое о чем. Некоторые называют его не Галактическим Пассатом, а Дифференциальным Вращением Галактики.
В этом месте мой собеседник обычно произносит «хм» или что-то еще столь же вразумительное. И мне приходится объяснять.
Наша Галактика представляет собой огромную спираль, ста тысяч световых лет в поперечнике. Она вращается в пространстве. Большинство тех, с кем я разговариваю, знают хотя бы это. Но она не похожа на обычное колесо, с жесткими спицами. Это колесо, где звезды, более близкие к центру Галактики, крутятся быстрее, чем те, что находятся дальше. Возьмем, к примеру, какую-нибудь звезду. Скажем, Солнце. И возьмем другой хорошо известный объект… скажем, Крабовидную туманность в созвездии Тельца, отстоящую на шесть тысяч световых лет дальше от центра Галактики, чем Солнце. Вы обнаружите, что Солнце движется вокруг центра Галактики на тридцать пять километров в секунду быстрее, чем Крабовидная туманность на ее периферии. Они расходятся, медленно, но верно, под влиянием Галактического Пассата. Причем ветер может дуть в обе стороны. Если вы отстанете, потому что находитесь дальше от центра, все, что вам нужно, — подлететь поближе к центру и подождать. Вскоре вы начнете сокращать разрыв, потому что теперь вы движетесь быстрее.
А как обстоят дела с Крабовидной туманностью? Спросите Живущих Внизу — тех, кто понял, о чем я говорю. Это природный объект, и ее нельзя перегнать ближе или дальше, как корабль. Встретится ли она когда-нибудь с Солнечной системой?
«Разумеется, — говорю я. — Но это займет время. Краб приблизится к Солнцу через пару миллиардов лет».
И тогда они выпучивают глаза, если, конечно, у них имеются глаза, и восклицают:
«Два миллиарда лет! Да никого из нас и в помине уже не будет».
И я отвечаю им:
"Это так, но я не уверен, что и сам тогда буду. По правде говоря, бывают такие ночи, когда я сомневаюсь, доживу ли до утра.
Но вот в чем я действительно уверен: Живущие Внизу как всегда спрашивают не о том. По мне, гораздо интереснее знать не где Затерянные Миры, а где Затерявшиеся Исследователи. Что случилось с Агал Х'сейрин, хромой кекропийкой, которая попыталась продеть нитку в Ушко Иглы? Мы получили от нее только одно сообщение и знаем, что она пережила проход сквозь Ушко… но она так никогда и не вернулась. Или куда делся Иниго М'тумбе после своей последней посадки на Ллэндайвере? Он тоже прислал сообщение — о «ярком плетеном воротнике», который собирался обследовать. А как вы объясните последний сигнал от Китайской Куколки Пасфарды, которая понеслась вдоль темного края Угольного Мешка с постоянным ускорением в 1 «g», направляясь, по ее словам, в бесконечность?
Вот чем надо интересоваться: людьми, а не глупыми Затерянными Мирами. Я хочу знать, что случилось с ними, моими товарищами-исследователями.
Я буду летать, пока когда-нибудь не узнаю. Пока когда-нибудь не узнаю все.
ПРИМЕЧАНИЕ КОММЕНТАТОРА. Вскоре после завершения этого фрагмента, последнего в опубликованной книге, капитан Слоун пустился в путешествие по заливу Салинас; повторяя маршрут легендарного Иниго М'тумбе. Он так и не вернулся. В его последнем сообщении говорилось о таинственном змееподобном образовании, затмевавшем своим блеском звезды, которое приближалось к его кораблю. С тех пор о нем никто ничего не слышал.
Возможно, есть доля иронии в том, что капитан Слоун оказался самым знаменитым и самым разыскиваемым из всех Затерянных Исследователей.
«Поблажка», схваченная ослепительно-желтым лучом, полностью управлявшим ее движением, устремилась к поверхности планеты по самоубийственной траектории. Попытки Дари Лэнг затормозить ничего не дали.
Ее спутники были хуже, чем бесполезны. Талли каждые несколько секунд уверенным и громким голосом докладывал их координаты и расчетную скорость столкновения, от чего ей хотелось завыть, а Дульсимер, «ас пилотажа», заявлявший, что опасность — это его хлеб, свернулся в стонущий зеленый комок.
— Я сейчас умру, — повторял он снова и снова. — Я сейчас умру. О нет, я не хочу умирать.
— Семь секунд до столкновения, — жизнерадостно объявил Талли. — Скорость сближения постоянная, два километра в секунду. Прислушайтесь, как бьет в корпус ветер! Четыре секунды до столкновения. Три секунды. Две секунды. Одна секунда.
И корабль остановился. Внезапно. За одну секунду до удара он завис в шести футах от поверхности, без какого-либо торможения или толчка, или даже…
— Держитесь крепче! — крикнула Дари. — Невесомость.
Не чувствовалось даже притяжения планеты. Дульсимеровский корабль-разведчик падал лишь долю секунды, а затем шмякнулся на Дженизию так, что у Дари клацнули зубы. Дульсимер визжа покатился по полу.
— Скорость сближения — ноль, — объявил Ввккталли. — «Поблажка» села. — Викер уютно устроился в кресле второго пилота, соединившись с банком данных и главным компьютером «Поблажки». — Все системы корабля работают нормально. Двигатели функционируют, корпус не поврежден.
Дари начала понимать, почему она, вероятно, навсегда погибла для академической жизни. Разумеется, в мире идей есть свои прелести. Но разве что-то может сравниться с изумительным ощущением «я жив», пришедшим после того, как абсолютно не сомневался в том, что сию секунду умрешь. Она глубоко вздохнула, казалось, впервые за вечность, и внимательно посмотрела на приборную панель. Не погибли, но, безусловно, сели на поверхность чужого мира. Возможно, враждебного. И… какая непростительная ошибка, Ребке надо было позаботиться заранее… ни одно орудие не готово к действию.
— Ввкк, дайте круговую защиту. И включите внешние дисплеи.
Экраны загорелись. Перед Дари впервые предстала Дженизия… Нельзя же считать знакомством стремительно набегавшую поверхность планеты, когда корабль несся вниз.
Но то, что предстало перед ней после недель мечтаний, вызвало не то чтобы разочарование, но показалось не слишком интересным. Никаких тебе чудовищ, огромных строений, экзотических пейзажей. Корабль-разведчик покоился на площадке, покрытой блеклым серо-зеленым мхом, кое-где как бы присыпанным крохотными ярко-розовыми блестками. Полускрытые высокими султанами папоротников, торчали острые зубчатые камни. Верхушки растений гнулись и качались под сильным ветром. С другой стороны простиралась голубая водная гладь, сверкающая под лучами полуденного солнца. Только сейчас Дари услышала, что по корпусу корабля хлещет ветер.
Никто не знал, где опустился эмбриоскаф. Шансы на то, что два корабля окажутся в пределах видимости друг друга, на планете с сотнями миллионов квадратных километров суши, были ничтожно малы. Но Дари напомнила себе, что они не сели, а их посадили, и, судя по всему, то же самое произошло с Хансом Ребкой и эмбриоскафом.
— Воздух пригоден для дыхания, — сказал Талли. — Скафандры не понадобятся.
— У вас достаточно информации, чтобы рассчитать, где сел эмбриоскаф?
Вместо ответа Ввккталли кивнул на один из экранов дисплея, который показывал то, что находилось позади «Поблажки». Длинный шрам рассекал мох, открывая черную почву. Но корабля видно не было.
Поставив увеличение на максимум. Дари оглядела горизонт. Никаких следов Ханса и его отряда. Не видно и зардалу и вообще каких-либо животных больше мыши. Кроме борозды, ничего не указывало на присутствие эмбриоскафа в пределах пяти тысяч километров от «Поблажки». И кроме того… право, как же она раньше не вспомнила, но лучше поздно, чем никогда… ведь «шмеля» можно было запустить только с орбиты. Так что, хотя корабль, возможно, здесь и садился, вряд ли он поблизости. Ребка и остальные, наверное, очень далеко. Что же ей делать дальше? Как поступили бы Ханс Ребка или Луис Ненда?
— Откройте люк, Ввкк — Ей хотелось спокойно все обдумать. — Я собираюсь выйти наружу. Вы останетесь здесь. Следите за мной, но без команды не стреляйте. И не разговаривайте со мной, пока не сочтете, что появилась какая-то опасность.