Как сейчас.
Он ведь умер. Он должен был умереть. Никто не мог проникнуть в середину неструктурированной сингулярности и выжить. Однако он не мог быть и мертвым. Разум его продолжал работать, переваривая сотни мыслей одновременно. Где он находится, почему он здесь, что случилось с эмбриоскафом? Выживут ли остальные? Узнают ли они когда-нибудь о нем? Как можно параллельно думать обо всех этих вещах? Тем более, способен ли на это мертвый мозг, находящийся в преддверии ада?
Вопрос был риторическим. Он, безусловно, находился в невесомости и, безусловно, не в преддверии ада. Во-первых, он дышал. Во-вторых, чувствовал боль. Его раздирало на части, и теперь он ощущал, как его тело снова собирается, атом за атомом. Зрение тоже к нему вернулось. Когда радужный хоровод вокруг него утих, Жжмерлия обнаружил, что трепыхается посередине пустого замкнутого пространства. Его окружали миллионы сверкающих оранжевых точек, беспорядочно рассеянных в этом пространстве. Он осмотрелся и не нашел ничего, что могло бы послужить масштабом. Он помотал головой, пытаясь изменить угол зрения. Ничего. Все световые точки были на одинаковом расстоянии или же очень далеко.
Значит, он будет висеть здесь, в середине ничего, пока не умрет с голоду.
Жжмерлия подобрал ножки, втянул стебельки глаз и медленно покружился в пространстве. Когда он это делал, то заметил едва уловимую перемену. Часть оранжевого сверкания заслонил крохотный кружок более ровного оранжевого света. Неотрывно глядя на него, Жжмерлия видел, как неуклонно увеличивается появившийся диск.
Диск этот двигался к нему. И по мере того, как он приближался, Жжмерлия понимал, что он во много раз больше его самого. Когда он остановился, то закрывал собой треть поля оранжевых точек. Его воронено-матовая поверхность рассеивала падающий свет, отливая серебром.
Раздался свистящий вздох, словно откуда-то вылетела струйка пара. На поверхности сферы появилась легкая рябь — как на громадной капле ртути. Она изменила форму и превратилась в искаженный эллипсоид. Из его вершины начала расти вверх серебряная ветвь, медленно превращаясь в цветок с пятью лепестками, который затем повернулся к Жжмерлии чашечкой. Раскрытые пятиугольники выдвинулись вперед, а вниз свесился тонкий длинный хвост. Через пару минут безликий шар превратился в дьявола с рогами и хвостом и похожей на цветок головой, смотревшей прямо на Жжмерлию.
Впервые с тех пор, как эмбриоскаф попал в сердце сингулярности, он почувствовал облегчение. Он мог не знать, где он, и как сюда попал, и что с ним случится. Но он знал природу того, что перед ним предстало, и довольно хорошо представлял, что делать дальше.
Он стоял лицом к лицу с разумным созданием Строителей, подобным Тому-Кто-Ждет на Жемчужине или Посреднику на Ясности. Чтобы начать с ним общаться, потребуется какое-то время… Те двое бездействовали более трех миллионов лет и, фигурально выражаясь, заржавели… но спустя некоторое время оба стали понимать язык тех, с кем встретились. Им понадобилось всего несколько фраз, чтобы дело пошло. Как только Жжмерлия понял, что перед ним всего лишь машина, его разум, каялось, поднялся на ступеньку выше.
— Меня зовут Жжмерлия, — проговорил он на обычном человеческом языке. Конечно, он мог бы воспользоваться лотфианским, или хайменоптским, или феромонной речью, но человеческий язык уже хорошо зарекомендовал себя при встречах с творениями Строителей.
Раздалось тихое шипение, будто начал закипать чайник. Голова-цветок задрожала. Казалось, она ждала большего.
— Я прибыл в эту систему со своими товарищами из дальнего уголка рукава. — Так ли это? Чем, собственно, была «эта система»?.. Он мог быть заброшен за десять миллионов световых лет от Дженизии или вообще в совершенно другую Вселенную. Правда, здешним воздухом вполне можно было дышать, да и тело его осталось прежним. Существо перед ним, казалось, выжидало. — Мой корабль наткнулся на сингулярность. Я не понимаю, почему не погиб при этом. Где я нахожусь?
— Я-я… н-н-нахо-хо… Я н-нахожусь… Я нахожусь, — проговорил сиплый голос. — Где я нахожусь? Кто я такой?
Жжмерлия ждал. Созданиям Строителей требовалось некоторое время, чтобы разогреться.
— Жжмерлия? — наконец произнес хриплый голос.
— Да. Я лотфианин, с планеты Лотфи.
— Лотфианин. Это… это живое разумное существо? Вы являетесь… разумной органической формой?
— Да.
— Именно по этой причине вы не погибли. Сингулярность, которая вас обнаружила и захватила, — часть системы, за которую отвечаю я. Она функционирует автоматически, но сконструирована таким образом, чтобы не убивать органический разум. Ограничивать, да, но не убивать. Поэтому она перенесла вас сюда, в Полый Мир.