Операция по очистке мигрантского гетто, в которую попали Саид и Надия, началась довольно плохо: с раны полицейского в ногу в самые первые секунды вхождения его отряда в занятое здание кинотеатра у Марбл Арч; и затем раздались глухие звуки стрельбы оттуда, а потом — из других мест, нарастая и нарастая, повсюду; и Саид, очутившийся на открытом месте, бросился бежать домой и наткнулся на запертую входную дверь, и он начал стучать по ней, пока она не открылась, и Надия задернула его внутрь и захлопнула дверь за ними.
Они забежали в их комнату, задвинули их матрас в окно и сели вместе в углу, и стали ждать. Они услышали вертолеты и еще стрельбу, и объявление покинуть мирно зону такое громкое, что задрожал пол, и они увидели в щель между матрасом и окном тысячи листовок, падающих с неба, а потом они увидели дым, и почувствовали запах горения, и затем все затихло, но дым и запах длились долго, в частности запах, проникающий даже тогда, когда поменялось направление ветра.
Той ночью пришел слух, что больше двухсот мигрантов сгорело в здании кинотеатра — дети, женщины, мужчины, но, особенно, дети, много детей; было ли правдой или нет, как и другие слухи о кровавой бойне в Гайд Парке или в Эрлс Коурт, или в Шепередс Буш, что мигранты погибали в большом количестве, и чего бы там ни происходило, но что-то все же произошло; и возникла пауза, и солдаты, полицейские и добровольцы, продвинувшиеся по краям гетто, вернулись назад, и больше не было никакой стрельбы той ночью.
Следующий день был тихим, и день после, и на второй день тишины Саид и Надия вернули свой матрас из окна и решились на выход наружу и поиски еды, но ничего не нашли. Места раздачи еды были закрыты. Какую-то еду раздавали через дверь, но ее было совсем мало. Собрался Совет и реквизировал все продовольствие в трех домах, и его решили раздавать пайком, большинство — для детей, и Саиду с Надией доставались лишь горсть миндаля на день и банка сельди на два дня.
* * *
Они сидели на их кровати и смотрели на дождь и разговаривали, как прежде, о конце мира, и Саид стал рассуждать вслух опять о том, смогут ли их убить местные жители, и Надия вновь повторила, что местные жители были так напуганы, что смогли бы сделать что угодно.
«Я их понимаю», сказала она. «Представь, если бы ты жил здесь, а миллионы людей со всего мира внезапно прибыли бы».
«Миллионы прибыли и в нашу страну», ответил Саид. «Когда у них были войны».
«Там было по-другому. Наша страна была бедной. Нам казалось, что ничего особенного не теряли».
За балконом дождь стучал по горшкам и кастрюлям, и время от времени Саид и Надия вставали, открывали окно, несли два сосуда к душевой комнате и выливали их в заткнутую пробкой ванну, как решил Совет на случай аварийного хранилища воды, которая больше не поступала по трубам.
Надия посмотрела на Саида и не в первый раз задалась вопросом: не увела ли она его в сторону с его пути. Она подумала, что он, возможно, колебался в принятии решения покинуть их город, и она подумала, что, возможно, она могла бы подтолкнуть его к любому решению, и она подумала, что он был добрым и порядочным человеком, и ее объяло чувство глубокого сочувствия к нему в тот момент, смотря на его лицо, вглядывающееся в дождь, и она поняла, что в своей жизни не из-за кого никогда не переживала таких эмоций, какие возникли в ней из-за Саида в первые месяцы, когда в ней вспыхнули сильные чувства к нему.
Саид со своей стороны тоже хотел бы сделать что-нибудь для Надии, как-то защитить ее от приходящего, даже если бы он и понял, в какой-то момент, что любить — это войти, однажды, в неизбежность того, что не сможешь защитить самое драгоценное для тебя. Он считал, что она заслуживала гораздо лучшего, чем это, но не видел возможности изменить, решившись не уходить, не играть в рулетку с еще одним убытием. Уйти навсегда — недоступно многим: даже загнанное охотниками животное в какой-то момент остановится и станет ожидать своей участи, хотя и ненадолго.
«Что ты думаешь происходит, когда умираешь?» Надия спросила его.
«Ты — о загробной жизни?»
«Нет, не о потом. А тогда. В тот момент. Все становится черным, как выключишь телефонный экран? Или попадешь в некую странность где-то посередине, как если засыпаешь, и ты находишься и там и тут?»
Саид решил: что зависело от причины смерти. Однако, он увидел, как Надия смотрела на него, напряженно ожидая, и он сказал: «Мне кажется, это будет, как засыпаешь. Придут сны прежде, чем тебя уже нет».
Лишь такую защиту он смог предложить ей тогда. А она улыбнулась в ответ теплой, светлой улыбкой, и он спросил себя: поверила она ему, или она решила, что нет, дорогой, это совсем не то, что ты подумал.
* * *
Прошла неделя. И затем — еще одна. И затем местные и их вооруженные силы отошли.
Возможно, они решили, что у них не было того, что необходимо для совершения задуманного, чтобы согнать и, если необходимо, убить мигрантов, и нашли какое-то другое решение. Возможно, до них дошло, что двери невозможно было закрыть, и новые двери постоянно открывались, и они поняли, что отвергать сосуществование требует необходимости уничтожения одной стороны, и уничтожающая сторона тоже должна была бы измениться в этом процессе, и многие местные родители после этого не смогли бы смотреть в глаза своих детей и гордо рассказать о том, что совершило их поколение. Или, возможно, количество мест, где появились двери, делало бессмысленным любую войну.
И поэтому, вопреки смыслу, порядочность в этом случае взяла верх и храбрость, когда вопреки страху решаешь не атаковать; и вновь вернулись электричество и вода, и возобновились переговоры, и появился тот слух, и среди вишневых деревьев на Пэлас Гарденс Террас началось празднование до самой глубокой ночи.
Часть девятая
Тем летом, как казалось Саиду и Надии, вся планета начала передвигаться, и весь юг направился на север, и также южане направились в другие южные места, а северяне — в другие северные. В зеленой зоне вокруг Лондона, которую раньше строго охраняли, началось строительство кольца новых городов, которые могли бы принять больше людей, чем сам Лондон. Это строительство назвали Нимбом Лондона — одно из бесчисленных человеческих нимбов, спутников и созвездий, развернувшихся в стране и по всему миру.
Там обнаружились Саид и Надия в те теплые месяцы, в рабочих лагерях. В обмен на их работу по очистке местности, постройке инфраструктуры и сборке жилых домов из блоков мигрантам были обещаны сорок метров и труба: дом на сорока квадратных метрах земли и присоединение ко всем современным удобствам.
Был принят добровольный временный налог, по которому часть от денежных поступлений и заработка тех, кто недавно прибыл на остров, шла проживавшим здесь много лет, и этот налог работал в обе стороны, уменьшаясь по прошествии лет и становясь через какое-то время субсидией. Много было волнений, и конфликт не исчез за одну ночь, продолжался и тихо бурлил, но сообщения о тех продолжениях и бурлениях перестали казаться апокалиптичными, и пока какие-то мигранты продолжали цепляться за собственности, им не принадлежащие, и какие-то мигранты и местные жители продолжали взрывать бомбы и стрелять, у Саида с Надией возникло ощущение того, что большинство людей, по крайней мере в Англии, стало более терпимо относиться друг к другу.
Рабочий лагерь Саида и Надии был обнесен по периметру забором. На территории расположились огромные павильоны из серой материи, выглядящей словно пластик, натянутой на металлические фермы по краям, и внутри было просторно, защищая от ветра и непогоды. Они занимали небольшое, ограниченное занавесями, помещение в одном из этих общежитий, и занавеси держались на тросе, протянутом на высоте, еле доставаемой Саидом, и, глядя сверху, павильон был похож на лабиринт или операционные комнаты огромного полевого госпиталя.