Служанка не знала, сколько ей лет, но она знала, что была моложе хозяйки дома, где работала, чьи волосы все еще были тщательно ухожены, чья осанка оставалась прямой, и чьи платья шились с намерениями привлечь мужское внимание. Хозяйка, похоже, совсем не ощущала возраста за все многие года работы служанки в доме. С расстояния ее легко было принять за юную особу, и в то же время служанка состарилась вдвое, возможно, за них обоих, будто в ее работу входили старение обменом месяцев жизни на банкноты и еду.
В то лето расставания Саида и Надии дочь служанки пришла навестить мать в поселок, где почти никого не осталось, и они пили кофе под вечерним небом и смотрели на красную пыль, поднимающуюся на юге, и дочь снова попросила мать пойти с ней.
Служанка посмотрела на свою дочь, которая выглядела так, что, казалось, взяла все самое лучшее от нее и ее мужа и ее матери, чей голос выходил изо рта дочери — строгий и тихий — но не ее слова, а слова дочери были совсем непохожими: быстрыми, легкими и новыми. Служанка положила свою руку на руку дочери и притянула ее кисть к своим губам и поцеловала ее, приклеившись на мгновение кожей губ к коже своего ребенка, и ее губы продолжали цепляться, опуская руку дочери, и служанка улыбнулась и покачала головой.
«В один прекрасный день, может, и пойду», подумала она.
Только не сегодня.
Часть двенадцатая
Пятьдесят лет спустя, Надия впервые вернулась в ее родной город, где пожары, виденные ею в молодости, выгорели давным-давно, а города живут гораздо более устойчивее и спокойно-цикличнее, чем люди в них, и город, в который она вернулась, был ни раем и ни адом и казался знакомым и также незнакомым, и во время ее медленных блужданий изучения, она узнала о близком нахождении Саида и, постояв недвижимо какое-то время, решила связаться с ним, и они согласились встретиться.
Они встретились в кафе неподалеку от их старого здания, все еще стоящего, хотя большинство зданий вокруг уже поменялись; они сели рядом друг с другом на соседних сиденьях за небольшим квадратным столом под открытым небом, и они посмотрели друг на друга, дружелюбно разглядывая, как изменило их время, но все еще узнаваемы своими особенностями, и они смотрели, как проходили мимо них молодые люди их города, молодые люди, которые не имели никакого представления о том, что творилось здесь когда-то, за исключением прочитанного в учебниках по истории, что, в общем-то, и правильно, и они пили кофе, и они разговаривали.
Их разговор шел о двух жизнях с тщательными подробностями и умолчаниями, и он также был танцем прошлых влюбленных; они не причинили друг другу достаточно боли, не найдя общего ритма судьбы, и они все молодели и молодели, пока кофе таяло в их чашках, и Надия сказала: «Попробуй представь, какой другой была бы жизнь, если бы я согласилась выйти за тебя замуж»; и Саид ответил: «Попробуй представь, как все было бы по-другому, если бы я согласился на секс с тобой»; а Надия сказала: «У нас был же секс»; и Саид подумал, улыбнулся и ответил: «Да, полагаю, был».
Над ними пролетали яркие точки спутников в темнеющем небе, и последние ястребы возвращались в свои гнезда, а вокруг них шли прохожие, не обращая никакого внимания на пожилую женщину в черной робе и пожилого мужчину с короткой щетиной бороды.
Они допили кофе. Надия спросила Саида, был ли он в чилийской пустыне и видел ли там звезды, и так ли они виделись, как он представлял их себе. Саид кивнул головой и сказал ей, что если у нее будет свободный вечер, он бы мог показать это ей, и тот вид стоило увидеть хотя бы раз в жизни, и она закрыла глаза и ответила, что очень хотела бы; они встали, обнялись и разошлись, совершенно не представляя себе, когда бы мог состояться этот вечер.