Затем им пришлось столкнуться с проблемой, с которой приходится иметь дело всем молодым людям в городе, желающим продолжать встречаться после определенного времени. Во время дня — парки, кэмпусы, рестораны и кафе. Но по ночам, после ужина, если только у кого-то был свой дом или автомобиль для спокойного времяпровождения, оставалось не так много мест для пар. У семьи Саида была машина, но ее ремонтировали, и ему приходилось добираться везде на мотороллере. У Надии было свое жилье, но пригласить к себе мужчину являлось по многим причинам сложным.
Все равно, она решилась на приглашение.
Саид заметно удивился и очень взволновался, когда она предложила ему прийти.
«Ничего не произойдет», объяснила она. «Я сразу хочу сказать. Когда я говорю, чтобы ты пришел ко мне, я совсем не говорю, чтобы твои руки хватали меня».
«Нет. Конечно».
Выражение глаз Саида стало печальным.
Но Надия кивнула головой. И хотя ее взгляд оставался теплым, она не улыбалась.
Беженцы занимали много открытых мест в городе, разворачивая шатры на зеленых промежутках между дорогами, возводя трущобы у стен домов, спя в пешеходных проходах и по краям улиц. Некоторые из них пытались вернуться к ритму обычной жизни, словно было нормальным проживать семьей из четверых под пластиковым покрывалом, растянутым ветками и укрепленным крошащимися кирпичами. Другие смотрели на город зло или удивленно, или просительно, или с завистью. Другие совсем и никуда не двигались: от шока, может быть, или отдыхая. Возможно, умирая. Саид и Надия должны были осторожно поворачивать на углах, стараясь не задеть вытянутую руку или ногу.
Она вела свой мотоцикл домой, с Саидом на мотороллере позади нее, и Надия несколько раз спросила себя о правильности своего решения. Но не изменила его.
На их пути находились два проверочных пункта: один — полицейский и другой, новый — с солдатами. Полиция проигнорировала их. Солдаты останавливали всех. Они заставили Надию снять шлем, возможно считая, что она может оказаться переодетым мужчиной, но, когда увидели, они тут же пропустили ее.
Надия снимала верхнюю часть узкого здания, принадлежащего вдове, чьи дети и внуки жили в другой стране. Этот дом когда-то был просто одним зданием, но рядом с ним находился рынок, который постоянно разрастался вокруг дома. Вдова сохранила для себя средний этаж, отдав нижний этаж под магазин для продавца систем запасного-энергоснабжения-на-автомобильных-батареях и верхний — Надии, которая успокоила все начальные подозрения вдовы заявлением, что она тоже была вдовой, а ее муж — молодой офицер пехоты — погиб в бою, что, признаться честно, не было никакой правдой.
Квартира Надии представляла собой студию с кухонным альковом и крохотной ванной комнатой: водой из душа было легко забрызгать комод. Правда, комната выходила на террасу крыши с видом на рынок и, когда не было электричества, студию заливало мягкое мерцающее сияние от огромного анимационного неонового щита, водруженного неподалеку производителем газированного-ноль-калорий напитка.
Надия попросила Саида подождать какое-то время в темнеющей аллее за углом, пока она открыла металлическую решетчатую дверь и вошла в здание. Поднявшись наверх, она накрыла постель пледом и задвинула грязную одежду в гардероб. Она наполнила небольшой пакет, подумала еще одну минуту и бросила его из окна.
Пакет приглушенным стуком упал за Саидом. Он открыл его, нашел запасной ключ от входа и также одну из ее черных роб, которую он спешно надел поверх своей одежды, покрыв голову капюшоном, и мелкими шажками, для нее сверху похожими на походку театрального вора, он приблизился ко входной двери, открыл ее и, минутой спустя, появился в ее квартире, где она указала ему сесть.
Надия выбрала пластинку — альбом одной давно умершей певицы, которая когда-то была иконой музыкального стиля в Америке, называемого соул, и ее оживленный, но более не живой, голос волшебным образом стал третьим в комнате, в которой находилось лишь двое, и Надия спросила Саида: не хотел ли он выкурить джойнт, на что тот с радостью согласился и предложил свою помощь в закрутке.
Пока Надия и Саид делили между собой их первый джойнт, в это же время в токийском округе Синдзюку, где уже пришла и ушла полночь, и, говоря точнее, уже наступил следующий день, молодой человек попивал напиток, за который он не заплатил, но который ему принадлежал. Его виски появилось из Ирландии, из места, в котором он никогда не был, но к которому он питал мягкую нежность, возможно от того, что Ирландия казалась ему словно Сикоку из параллельной вселенной: такого же вида, и точно так же лепилась на океаническом побережье огромного острова на конце широчайшей евразийского континента; или, возможно, из-за ирландского гангстерского фильма, неоднократно просмотренным им в скучной юности.