Саид пытался совладать с притяжением к своему телефону. Он посчитал, что у него слишком мощная антенна, и магия, созываемая ей слишком завораживающая, словно еда на бесконечном банкете, набивая себя, беспрерывно набивая себя, пока не начинал ощущать себя заторможенным и больным, и ему приходилось стирать или прятать или запрещать себе пользоваться приложениями-аппами, за исключением некоторых необходимых. Его телефон мог позвонить. Его телефон мог послать сообщения. Его телефон мог фотографировать, определять небесные тела, трансформировать город в карту, когда он ехал. Но только и всего. В большинстве своем. За исключением каждодневного вечернего часа, когда он включал браузер на телефоне и исчезал на тропинках интернета. Правда, тот час был жестко регулируемым, и, когда он проходил, таймер подавал сигнал — мягкий, еле слышный звон, словно приходящий с некоей воздушной планеты от жрицы, светящейся голубым мерцанием науч-фана — и он вешал электронный замок на браузер до наступления следующего вечера.
Даже такой урезанный в своих возможностях телефон, лишенный стольких потенциальных возможностей, позволил ему коснуться существования Надии, сначала осторожной неторопливостью, а потом — все чаще и чаще, в любое время дня или ночи, позволил ему войти в ее мысли, когда она вытиралась после утреннего душа, когда ужинала в своем одиночестве, когда сидела за рабочим столом, когда облегченно откидывалась на спинку туалета после опорожнения мочевого пузыря. Он рассмешил ее, однажды, потом еще раз, потом еще и еще, и еще, и от него загоралась ее кожа и укорачивалось ее дыхание от внезапно охватившего желания, и он стал ее настоящим без своего присутствия, и точно то же произошло с ним. Вскоре установился ритм их отношений, и после чего не проходило и нескольких утренних часов без их контакта, и в те ранние дни их романа они ощутили нарастающее желание насытиться, коснуться друг друга, но без телесного прикосновения, без выплеска. Они начали проникать друг в друга, еще не поцеловавшись.
В отличие от Саида, Надия не нуждалась в ограничении своего телефона. Он был верным компаньоном в долгие вечера, как и для многочисленных молодых людей, запертых в своих жилищах, и она отправлялась далеко-далеко в мир в одинокие, бесконечные ночи. Она смотрела на падающие бомбы, на занимающихся упражнениями женщин, на совокупляющихся людей, на скапливающиеся облака, на волны, падающие на песок, будто шершавые лизанья недолговременных, короткоживущих, исчезающих языков, языков планеты, которой когда-то не станет.
Надия часто посещала социальные медиа-сайты, хотя от нее оставалось не так много следов, не выставляя многого о себе и применяя неявные пользовательские имена и аватары — интернетные эквиваленты черной робы. Оттуда Надия заказала глючные грибы, которые она и Саид съели в их первую ночь физической близости, такие грибы все еще доставляются за наличные курьерами в том городе и в наше время. Полиция и антинаркотические агентства занимались другими, лидирующими, субстанциями, и для ни о чем не подозревающих — грибы, галлюциогены ли портобелло ли, выглядели одинаково и довольно безобидно, чем воспользовался местный житель средних лет с прической понитэйл, у которого был небольшой бизнес, предлагающий редкие ингредиенты поварам и эипкурейцам, и в кибер-пространстве почитаемый, в основном, молодыми людьми.
Через несколько месяцев этому человеку с понитэйлом отрубят голову, прорезав метку на шее зубчатым ножом для большего дискомфорта, его безголовое тело подвесят за лодыжку на электромачте, где оно болталось, размахивая ногами, пока не сгнил и не порвался обувной шнурок — вместо веревки — палача, и никто не осмелился опустить тело оттуда.
Но даже до этого свободный виртуальный мир города находился в явном контрасте с повседневной жизнью большинства людей: для тех молодых людей, и, в особенности, для тех молодых женщин, и, более всего, для тех детей, улегшихся спать голодными, которые могли видеть на крохотных экранах людей в других странах, приготавливающих и поедающих еду, и даже устраивающих драки с пищей, и где еды было так много, что в сам факт существования подобного было трудно поверить.
В интернете присутствовали секс, спокойствие, многообразие и гламур. На улице, за день до прибытия грибов к Надии, стоял плотного телосложения мужчина у светофора с красным светом у полуночного перекрестка, который повернулся к Надии и поприветствовал ее, а когда она проигнорировала его, начал ругаться, говоря, что только шлюха может водить мотоцикл, и разве она не знает, что было неприлично так водить для женщины, и разве она видела хоть кого-нибудь еще с мотоциклом, и кто ты такая, и ругался с такой злостной яростью, что ей показалось — он нападет на нее, пока она там стояла у светофора, глядя на него, с опущенным забралом, и громко стучало сердце, но ее руки крепко держали сцепление и газ рукояток, ее руки были готовы унести ее оттуда, явно быстрее, чем он мог бы последовать за ней на своем ободранном мотороллере, пока тот не кивнул головой и уехал, выкрикнув нечто, вроде придушенного возгласа — этот звук мог быть и гневом и точно так же болью.