– Это кто-то может подтвердить? – задает вопрос Макферсон. – Я имею в виду алкогольную интоксикацию.
– Боюсь, что да, – вздыхает Джордан. – Я сама видела его в тот вечер.
– Но свидетелей самого инцидента нет?
– Нет. Лорен утверждает, что он начал трогать ее за грудь, а она его оттолкнула.
– И это всё? – спрашивает Грант.
– А разве вам этого недостаточно? – отвечает Джордан вопросом на вопрос.
– Что он сказал, когда вы с ним разговаривали? – спрашивает Макферсон. У нее легкий шотландский акцент. И очень приятный голос.
– Он все отрицал. Яростно. Употреблял непечатную лексику. Сказал, что женщина тоже была пьяна, что, кстати, соответствует действительности. Ясно было, что он находится на взводе – не просто зол, а в состоянии, близком к параноидальному. Меня это насторожило. И я предложила ему все еще раз обдумать и встретиться после каникул.
– Лучше было бы, если бы он уволился к чертовой матери и дело закрылось бы само собой, – замечает Грант.
– Для вас – может быть. – Джордан бросает на него быстрый взгляд. – Но вы сами знаете, работа в университете на дороге не валяется. А у него семья. И потом, вдруг он говорит правду? В этом нет ничего невозможного.
– А что говорят в юридическом отделе? – спрашивает Макферсон.
– Я с ними еще не говорила. Как раз собиралась, когда мы все услышали про пожар.
– И все-таки это надо сделать, – говорит Макферсон с дружеской улыбкой. – Если в это дело вцепится пресса, нам надо знать, на чем мы стоим.
– А девочка что-то говорит? – Это Грант.
Джордан сдерживается, чтобы не указать ему на множество нарушений политкорректности, которые заключает в себя слово «девочка».
– Не в данный момент. Мне надо будет встретиться с ней после того, как она вернется из Штатов.
– И, как я понимаю, у вас была встреча с полицией? – подает голос ректор колледжа Эсмонда.
– Да, у меня были двое офицеров из криминального отдела. Я рассказала им об этом обвинении и, если вы не возражаете, назову им имя Лорен. Мне кажется, будет сложно отказать им в нынешних условиях.
Ректор согласно кивает.
– Ну, и каков же наш план на игру? – спрашивает Грант.
Джордан ставит еще одну галочку в своей карточке.
– Не думаю, что мы можем выработать правильный курс, – замечает Макферсон, – до тех пор, пока мы а) не будем знать, что произошло с доктором Эсмондом, и б) не будем уверены, что это действительно был поджог. Но если будет точно установлено, что загорелось не случайно…
– И тут мы подходим к главной причине, по которой собрались здесь, – прерывает ее Грант. – Полагаю, – тут он поворачивается к Джордан, – вам хватило ума не обсуждать с полицией это второе дело?
– Конечно, да, – огрызается профессор. – За кого вы меня принимаете?
– А с ним вы говорили?
– Он в панике позвонил мне, как только увидел новости. Я посоветовала ему сыграть на опережение, сделав добровольное заявление.
– И он последует вашему совету? – интересуется Макферсон.
– Сказал, что да. И, будем надеяться, этим все и закончится.
– Вы уверены? – не отстает от нее Грант. – А как со всем… остальным?
– Он клянется, что уничтожил все следы.
Грант смотрит ей прямо в глаза.
– Остается только надеяться, что вы не ошибаетесь, – произносит он со значением.
Сразу после трех часов дня детектив-констебль Асанти покидает станцию метро «Дамба» и выходит под набухшие влагой небеса, навстречу резким порывам ветра, дующего с реки. Кажется, что даже деревья съежились от холода. Он натягивает перчатки и направляется на север, в сторону Королевского колледжа. В Лондоне Асанти впервые после того, как перевелся в полицейское управление долины Темзы три месяца назад, и всю дорогу, пока ехал на поезде, он размышлял, что ощутит, вернувшись назад. Хотя это даже не его «околоток». Полицейский участок в Брикстоне находится отсюда в паре миль по прямой и в то же время гораздо дальше, если измерять расстояние любыми другими человеческими мерками. А что касается того места, где он вырос – еще пять миль на запад, – то оно находится вообще в параллельной вселенной. И его новые коллеги в участке Сент-Олдейт ничего об этом не знают. Они только слышали слово «Брикстон», а дальше могут домысливать что хотят. А он не позволит разным проявлениям бытового расизма выбивать его из колеи. Потому что, да, его участок находился именно в Южном Лондоне[36], но учился он в Харроу[37], а его папа из Ганы – бывший дипломат, а английская мама – генеральный директор фармацевтической компании. И живут они в особняке с оштукатуренным фасадом на площади Холланд-Парк[38]. И зовут они его Антони[39], через «А». Родители все еще ошеломлены его выбором карьеры, но Энтони всегда рассматривал службу в полиции в качестве простого патрульного как ступеньку в достижении своей главной цели. Теперь все будет по-другому – теперь он в Оксфорде. Он умен и амбициозен, а это те качества, которые город, по его мнению, сумеет оценить. Вместе с сообразительностью, как в сфере интеллектуальной, так и в социальной. Ему хватает ума, чтобы понимать, о чем стоит молчать, а о чем кричать. Сейчас наступило время наблюдать и учиться. И он считает, что детектив-инспектор Адам Фаули будет ему лучшим наставником.
39
Антони (более разговорное – Энтони) ведет свое происхождение от римского имени Антоний. Асанти подчеркивает аристократические привычки своих родителей.