— Вошь — божья тварь, — послышалось в ответ. — А в писании сказано: «Не убий!», и это распространяется на все живые существа. — Голос говорившего был вполне серьезен.
— Что же вы тогда пошли на войну, а не в монастырь?
— В писании сказано также: «Властям повинуйтесь», и я повинуюсь, — с этими словами толкователь священного писания, поймавший к тому времени третью, через плечо вновь сбросил ее.
Гомбаш взорвался окончательно, рывком сел на полу:
— Если вам жаль ваших вшей, так и кормите их сами!
Лежавший на койке повернулся, высвобождая голову из-под шинели:
— Как вы смеете так разговаривать со старшим по званию!
«Мы в плену, и здесь вы мне не старший!» — хотел было ответить уже закусивший удила Гомбаш, и онемел: на него смотрел, свесившись с койки, его гимназический злой дух — Варшаньи.
Онемел от изумления и Варшаньи:
— Гомбаш?
— Да, господин учитель…
— Я вам здесь не учитель, а обер-лейтенант.
— Покорнейше прошу простить, господин обер-лейтенант! — Гомбаш уже не смог удержаться. — Если бы я знал, что здесь лежите вы, я бы постарался устроиться подальше, и вам пришлось бы отпускать ваших насекомых пастись на ком-нибудь другом.
— А вы все так же непочтительны, Гомбаш! Жизнь ничему, я вижу, не научила вас. А следовало бы…
— Весьма признателен вам за ваши наставления, господин обер-лейтенант. Но, осмелюсь заметить, лучше вам потратить время на ловлю насекомых. Только не бросайте их на меня, иначе…
— Что иначе?! — не дал досказать Варшаньи.
— Иначе вы можете получить обратно вашу офицерскую с добавлением моей унтер-офицерской…
Варшаньи ничего не ответил, только сердито задышал. И вдруг закричал скрипучим голосом:
— Господа! Господа! К нам в вагон забрался младший чин!
— Где? Какой? — откликнулись сонные сердитые голоса.
— Не хватало еще! Нам самим тесно!
— Выбросить его!
— Вон!
Гомбаш и опомниться не успел, как его вытолкнули в тамбур, и он чуть не кубарем скатился со ступенек вагона на перрон.
— Эй! — подбежал к нему конвойный русский солдат. — Ты куда?
Он тогда еще не умел изъясняться по-русски, но сумел дать понять солдату, в чем дело. Тот посадил его в теплушку.
Так закончилась первая встреча Гомбаша с Варшаньи после Вашварада.
А вторая была не менее неожиданной. Она произошла уже в лагере, вскоре после того, как Янош прибыл в него… Ох как долог был путь от фронта до лагеря! Он длился около месяца. Помнится, уже на второй неделе пути некоторые солдаты, не очень-то знакомые с географией, стали возмущаться, почему русские так много дней возят их по железным дорогам и нигде не выгружают. Объяснения, что Россия огромна, их не убеждали. Они считали, что, как ни велико государство, оно не может быть настолько большим, что по нему можно ехать в одном направлении так долго. Но к концу пути получили представление о русских пространствах.
С Варшаньи Гомбаш встретился на дорожке, проходившей вдоль ограды позади бараков. Эту дорожку избирали любители уединения. Гомбаш медленно брел по ней, погруженный в свои мысли, и вдруг услышал удивленное:
— Вы?
Перед ним стоял обер-лейтенант Варшаньи в накинутой на плечи шинели, в руке он держал томик в черном переплете с белым крестиком.
Гомбаш хотел пройти мимо, помня, как стараниями Варшаньи он был вышвырнут из офицерского вагона, но тот остановил его:
— Забудем, мой друг, наши разногласия! Господь велит нам прощать взаимные обиды! Мы с вами здесь единственные из Вашварада, насколько я понимаю. Так отрадно встретиться на чужбине людям из одного города! Вы не видели здесь больше никого из наших горожан?
— Не встречал…
— Ах, Вашварад, Вашварад… — вздохнул Варшаньи. — Как далек он от нас теперь! Даже огорчения, которые бывали у каждого из нас там, вспоминаются теперь с удовольствием.
— Ну, я-то вспоминаю без удовольствия…
— Гомбаш, Гомбаш! Ну не надо держать на меня зла за старое! Я желал вам только добра. И вы, как христианин, должны простить меня, если считаете в чем-либо виноватым.
— Бог простит!
Гомбаш вложил в эти слова совсем не то, что хотел бы Варшаньи, но тот сделал вид, что ответ его вполне удовлетворил.
— Нам надо встречаться чаще, — высказал пожелание Варшаньи. — Мы два вашварадца. Не приглашаю вас к себе, в офицерский барак. Это было бы нарушением субординации. Но рад буду беседовать с вами здесь во время прогулок. Вы согласны?
— Не смею возражать. А сейчас, простите, мне захотелось… по нужде!