Я расстегнула палатку и тайком прокралась к палатке Джейн — она приткнулась рядом с моей. При свете гаснущих углей я смогла разглядеть ее личные вещи — спальный мешок, бальзам для губ, журнал, заткнутый ручкой вместо закладки. Она бы не оставила всего этого, если бы ушла насовсем.
Я заползла обратно в свою палатку; приступ паники постепенно проходил. Но если они не убегают, то куда собрались посреди ночи? Я забралась в спальный мешок и заложила руки за голову. Если я стану привлекать внимание к их побегу, у них будут проблемы. Сделать здесь было уже ничего нельзя, оставалось только лежать, ждать и пытаться заснуть.
Когда небо начало светлеть, я снова услышала вдалеке шум мотора. Они возвращались. Я слышала, как они забираются к себе в палатки. Потом все стихло.
Только после этого я заснула.
Две или три ночи прошли без приключений, затем все повторилось. Я уж начала думать, что та вылазка — или как это называется — мне приснилась. Дни стали казаться проще, легче. Небо было ясным, над верхушками деревьев сияла полная оранжевая луна. Мы были так близко. Чуть раньше в этот же день мы пересекли границу Индианы, приступив к предпоследнему этапу нашего путешествия. Следующим штатом значился Иллинойс. Это значит, что мы уже были недалеко от Комплекса. Чтобы отпраздновать это — будто нам нужен был какой-то повод для праздника, — мы вскрыли последнюю коробку с пивом, чокнулись тепловатыми бутылками и выпили за себя, за будущее, за наше общее будущее. Мы пили, чтобы согреться.
По такому случаю Женевьева приготовила вареную сгущенку. Она варила банки со сгущенкой в казане: если варить их достаточно долго, то молоко превращается в тягучую коричневую сладкую ириску, которая прилипает к зубам. Мы макали в нее соленые крекеры. Наши поддатые мысли отбрасывали вокруг костра длинные тени.
— Кандейс, — объявил Боб, — я хочу кое-что тебе дать.
Улыбаясь, он передал Адаму книгу, а тот в свою очередь передал ее мне. Это была просто Библия.
— Ты хочешь, чтобы я прочла из нее что-нибудь вслух? — спросила я, удивленно поднимая брови. Он уже вручал мне Библию. У каждого в группе был свой экземпляр.
— Открой ее, — велел Боб.
Открыв обложку, я увидела, что это была Библия с секретом, с пустотой, прорезанной посередине страниц. Но в этой пустоте лежал не пистолет и не фляжка виски, как я видала в кино, а смартфон. Мой айфон, который был у меня в Нью-Йорке.
Я посмотрела на Боба в изумлении.
— Где вы его отыскали?
— Он был в такси, когда мы тебя нашли, — сказал Адам, сидевший рядом со мной. — На пассажирском сиденье.
Я не находила слов. Я давно смирилась с мыслью, что мой айфон потерялся во время бегства из Нью-Йорка. Но Боб все это время по какой-то причине держал его у себя. Я обхватила этот пережиток прошлого пальцами, чувствуя знакомые царапины и трещинки на гладкой поверхности, и внезапно почувствовала острое счастье от того, что́ я получила обратно. Я могу посмотреть свои старые фотографии. Могу прочитать свои старые имейлы. Может быть, я даже смогу на него снимать.
— Спасибо, — сказала я Бобу совершенно искренне. Мы встретились взглядами над костром. Я повертела свой айфон в руках. По экрану тянулась огромная трещина, которой раньше не было. Я попыталась включить его, но ничего не получилось. Экран оставался темным.
— Считай, что это подарок, — сказал Боб, наблюдая за моими действиями. — Пусть этот артефакт из прошлого служит тебе напоминанием о твоем бывшем «я». Я глубоко убежден, что человек должен примириться со своим прошлым, прежде чем идти дальше в будущее.
— Похоже, батарея сдохла. Как думаешь, я смогу найти зарядку? — спросила я у Боба.
— Он и не должен работать, — сообщил мне Адам. — Мы его сломали.
Боб продолжал улыбаться, глядя на меня.
— Как я сказал, Кандейс, это просто объект. Он служит напоминанием о том, кем ты была, но твои старые данные не помогут тебе двигаться вперед. Это символ того, как далеко ты продвинулась.
Я посмотрела на Джанель. Она покачала головой, предупреждая, чтобы я не затевала ссору.
— Ладно, спасибо, — повторила я, ни к кому конкретно не обращаясь. Я засунула айфон в карман пальто, хотя на самом деле предпочла бы швырнуть его в огонь, а еще лучше — в Боба.
Проповедь продолжалась. Теперь Боб обращался ко всей группе. Взрывы его риторики разносились по лагерю.
— Что такое интернет? — восклицал он, и мы опять начинали его внимательно слушать. — Как мы можем начать все заново? Как мы можем вернуть то, что было в эфире?