Когда поезд ехал по Вильямсбургскому мосту, я поглядела на серую воду Ист-Ривер и решила, что просто скажу, что плохо себя чувствую. Я и выглядела нездорово: темные круги под опухшими глазами. На работе все знали, что я способная, но хрупкая. Тихая, мечтательная. Обычно добросовестная, но подверженная внезапным переменам настроения. Но было во мне и что-то еще, с чем сложно было мириться: я не врубалась в какие-то основополагающие вещи. Мой громкий нервный смех, похожий на звук сыплющегося гравия, отягощал общество. Я слишком часто пропускала офисные вечеринки. Меня терпели, потому что я была очень работоспособной и начальство могло нагружать меня все новыми и новыми заданиями. Когда я сосредотачивалась — а я это часто делала, когда только начинала здесь работать, — я могла вникать в детали вплоть до одержимости.
На Канале я пересела на другую линию и доехала до Таймс-сквер. Когда я поднялась на поверхность, моросил дождик. Стеклянный офис «Спектры» помещался на тридцать втором и тридцать третьем этажах старого здания в нескольких кварталах отсюда. Хотя дождь и подразогнал туристов, пока я шла по Бродвею, мне приходилось лавировать между их скоплениями, иногда поддавая коленями пакеты из Sephora и Disney Store. Уличный музыкант, прикрыв глаза, играл на саксофоне «New York, New York». Толпа туристов вокруг него была, по-видимому, тронута не столько исполнением — потому что звуки музыки заглушал шум метро, — сколько выражением его лица, на котором отражались горе и скорбь, похожие на подлинные, а не наигранные. Когда песня кончилась и музыкант пересчитал выручку, он поднял взгляд и посмотрел прямо на меня. Я в замешательстве поспешила прочь.
— Ты опоздала, — сказал Манни, вахтер. Он сидел за стойкой, протирая очки тем же средством для стекол, которым дважды в день чистил входные двери.
— Я плохо себя чувствую, — сказала я ему.
— Вот. Для поправки здоровья, — он вынул из ящика стола банку с голубикой, и я зачерпнула горсточку.
— Спасибо.
Манни всегда приносил на работу какую-то удивительную еду. Манго, очищенные личи, кубики ананаса, посыпанные солью. Когда я его спрашивала, где он все это покупает, он отвечал только: «В магазинах нездорового питания».
— По-моему, ты нормально себя чувствуешь, — сказал он, надевая очки.
— Я заболела, — настаивала я. — Посмотри на мои глаза.
Он улыбнулся.
— Синяки под глазами заработать — дело нехитрое.
Он ничего дурного не хотел сказать, но все равно прозвучало обидно. Я зашла в лифт, сделав вид, что его замечание меня никак не задело.
Когда я вылезла из лифта на тридцать втором этаже и провела электронным пропуском по широкой стеклянной двери, коридор был безлюден. И в кубиклах никого не было. Большой просторный кабинет вице-президента, весь из стекла, что как бы символизировало прозрачность компании, — тоже оказался пуст. Неужели я забыла про какое-то собрание? Мои каблуки утопали в свежевычищенном плюшевом ковре. Было почти одиннадцать. Я пошла на шум голосов по коридору, который вел в холл.
Собрание было в самом разгаре. Все, то есть буквально все двести с лишним сотрудников «Спектры», столпились в холле вокруг стеклянной лестницы, которая соединяла тридцать второй и тридцать третий этажи. На лестнице с микрофоном в руках стоял Майкл Райтман, генеральный директор. Рядом с ним — Кэрол, начальница отдела кадров: я узнала ее по характерному ежику.
Майкл уже закруглялся. Он говорил:
— «Спектра» — это компания, в которой работают люди, и мы серьезно относимся к вашему здоровью. Так как наш бизнес зависит от зарубежных поставщиков, особенно в Южном Китае, мы принимаем меры предосторожности в связи с только что обнаруженной лихорадкой Шэнь. Мы сотрудничаем с Департаментом здравоохранения штата Нью-Йорк и Центрами по контролю и профилактике заболеваний. В последующие недели мы будем держать вас в курсе новых рекомендаций по безопасности. И будем глубоко признательны вам за сотрудничество и неукоснительное следование инструкциям.
Раздались нестройные аплодисменты. Я поддалась стадному чувству, чтобы не выделяться. Оглядев толпу в поисках знакомых лиц, я заметила Блайз. Раньше она тоже работала в отделе Библий, но с тех пор, как ее перевели в художественный отдел, она иногда делала вид, что меня не существует. Я решила попытать счастья.