— Смотри! — сказал он с недоверием, указывая на экран. — Там сплошь студенты и старики. Они стреляют в людей без разбору.
Она не видела на экране ничего, кроме толпы и дыма; она могла слышать одиночные выстрелы. Женщина с пробитой головой в отделении скорой помощи в больнице. Одно и то же видео показывали снова и снова, в бесконечном цикле.
— Ну, мы же не знаем всех фактов, — настаивала она.
— Факты на экране, — саркастически ответил он. Глядя в телевизор, он что-то процедил сквозь зубы.
— По крайней мере, раз уж ты решил критиковать жену, говори открыто, — пылко сказала она.
— Я тебя не критиковал, — сказал он, отводя глаза.
— Тогда что ты только что сказал?
Он снова что-то пробормотал, на сей раз погромче, но все равно еле слышно.
— Что? — она повысила голос.
Наконец он посмотрел на нее и повторил свои слова так громко, что эхо разнеслось по комнате, которую хозяева дома украсили пыльными мисками с сушеной клюквой для запаха, фарфоровыми куколками Precious Moments, осенними пейзажами Новой Англии, сувенирами с символикой Utah Jazz, романами Майкла Крайтона в мягких обложках, мылом в форме ракушек и прочей дребеденью, которая не имела к ним никакого отношения, с которой они не знали, что делать, которую не могли понять ни в каком культурном контексте и которую не считали красивой.
— Мы туда не вернемся, — сказал он. И на тот случай, если она не услышала, он повторил еще громче: — Мы никогда туда не вернемся.
— Ты загнал меня в ловушку, — сказала Жуйфан своему мужу.
Поэтому следующие несколько месяцев она вела протестный образ жизни. Как будто назло мужу, она даже не пыталась всерьез учить английский за пределами бытового минимума. Она ни с кем не подружилась, даже с другими иностранными студентами. Она вела аскетическую жизнь, по утрам принимала холодный душ и ела только овощи с рисом.
Чжиган стал бояться, что если она будет продолжать в том же духе, он ее потеряет. Она запросто может вернуться в Фучжоу, будет там снова работать бухгалтером, у нее ведь хорошая репутация. Если она не может приспособиться к новому месту, нужно, решил он, всячески подчеркивать преимущества жизни в Америке, задобрить ее всем этим удобством, комфортом и процветанием.
Так что они стали делать то, чего раньше не делали, всякие американские штуки. Они получили водительские права. Купили машину, подержанный бежевый «Хендай-Эксель». На досуге они осматривали достопримечательности. Съездили в национальный парк Зайон и на Зеркальное озеро в Йосемитском парке. Сходили на экскурсию в Центр посетителей Храма Солт-Лейк и были озадачены значительностью белой статуи Христа, который простирал к ним свои ослепительные руки; голос его все время звучал из громкоговорителей. Пообедали в Chuck-A-Rama, ресторане, оформленном в стиле первопроходцев, где впервые узнали, что такое «шведский стол». Сходили в торговый центр ZCMI, где Жуйфан проколола себе уши. Она делала все это не только и не столько для себя, сколько для своих родственников, так что все время фотографировала, чтобы отправить фото в Фучжоу. Она купила крем для кожи Clinique и получила в подарок косметичку с несколькими пробниками.
Ее тоска по дому утихала в универмагах, супермаркетах, оптовых центрах и торговых комплексах, в местах бесподобного изобилия. Значит, шопинг решает проблему, отметил Чжиган. Он старался ни в чем ее не ограничивать.
Целую неделю они принимали ванну каждый день. Можно было легко позабыть, что в Фучжоу почти ни у кого не было ванных. Смачиваешь вечером полотенце горячей водой из чайника и протираешь интимные части тела, пока по телевизору идут новости.
Он также пытался отыскать для нее атрибуты прошлой жизни. Он стал расспрашивать в университете про китайскую диаспору и узнал про Китайскую церковь Общины христиан. Ни Чжиган, ни Жуйфан не были религиозными, но раз здесь собирались китайцы, значит, им тоже нужно было сюда пойти.
В то воскресенье Чжиган и Жуйфан за двадцать минут доехали до светлого кирпичного здания со шпилем на окраине Солт-Лейк-Сити. Оно было окружено парковкой и заросшим газоном. Они робко устроились на задних рядах. Вместе со всеми открыли псалтырь, встали и стали произносить песнопения. Псалмы пелись по-английски. Они сели; началась служба — к их величайшему облегчению, на китайском языке. Пастор, седой пожилой мужчина в строгом гонконгском костюме, взял в руки микрофон.
— Почему мы этого заслуживаем? — вопрошал он с безупречным пекинским произношением. — Чему мы обязаны всем этим?
Темой проповеди в тот раз были вторые шансы и ответственность, которая связана со вторым шансом. Бежав из Египта, сыны Израилевы совершили исход, который через несколько лет стал восприниматься как бесцельные блуждания. Они потеряли веру, каждый на свой лад. Когда Моисей беседовал с Богом на горе Синай, в его отсутствие они расплавили свои серьги, сделали золотого тельца и поклонились ему. Пылали костры. Люди веселились. В пустыне, в сотнях миль от цивилизации, это казалось правильным. Это было облегчением. Золотой телец сиял, его можно было потрогать.