- А ты что, успела там побывать?
- И ты успел, - совершенно серьёзно ответила она.
Это были уже не те слова, от которых можно было вот так запросто отшутиться, - от них веяло темнотой, которой, должно быть, было в избытке в его сокрытом в тумане прошлом.
- Ничего не помню, - признался он.
- Я знаю, - натянуто улыбнулась девушка. – Меня зовут Кэтрин.
Имя это вызвало слабый отголосок в его душе, но он не успел поймать этот миг. Вероятно, кто-то ещё, носящий это имя, был когда-то ему дорог. Вероятно, кто-то с этим именем занимал важное место в его жизни…когда-то давно. Теперь в его жизни не было ничего, кроме пустоты, которую предстояло чем-то заполнить. И, сколько бы он ни смотрел на эту девушку, пытаясь воскресить её в своих воспоминаниях, всё было тщетно. Ничто в нём не отзывалось на звук этого голоса, на блеск этих глаз. Стефан наблюдал за Кэтрин, а она пристально следила за ним, ловя малейшее изменение его мимики. И, когда он остался так же равнодушен, как в первые мгновения после её появления в комнате, в глазах девушки что-то захлопнулось. А Стефан вдруг почувствовал себя виноватым, словно что-то обещал ей, но не смог сдержать обещание. Что, если так и было? Этот вопрос так и вертелся на языке вампира, когда лицо девушки разгладилось, как по мановению волшебной палочки, а на губах расцвела обаятельная улыбка.
- Отдыхай, - бросила она, медленно подбираясь к двери. – Деймона пока в городе нет, но он скоро вернётся. Он поможет тебе вспомнить.
С этими словами она шмыгнула за дверь, и Стефан едва смог подавить в себе вдруг проснувшийся охотничий инстинкт. Он улыбнулся, глядя ей вслед: Кэтрин была той самой добычей, которой нетрудно и подавиться. Её последние слова о Деймоне всё ещё звучали в ушах вампира, и он поймал себя на мысли, что вовсе не жаждет возвращения брата. Несмотря на то, что Стефан Деймона решительно не помнил, что-то внутри него, глубоко в душе восставало при одной только мысли о брате. Пусть голова его была свободна от воспоминаний, сердце Стефана было полно застарелой горечи и многолетних обид; он не помнил, кто причинил ему эту боль, не помнил, при каких обстоятельствах, но тупая боль была с ним, быть может, его неотъемлемой частью. Пока что она была слабой, едва ощутимой, но появление Кэтрин уже всколыхнуло её, пробудило ото сна, и Стефан был уверен, что с появлением каждого человека из его забытого прошлого она будет становиться лишь сильнее.
У дверей библиотеки силы оставили Кэтрин, и в который раз девушка прокляла свою слабость. В её жизни было немыслимо много боли, судьба била её нещадно, но даже сама Пирс не могла предположить, как больно ей будет видеть такого безразличного Стефана. Когда два дня назад Деймон явился с безучастным братом и в нескольких сухих выражениях рассказал, что произошло, Кэтрин изумилась силе ненависти ведьмы и даже немного испугалась за рассудок младшего Сальваторе, но даже в страшном сне она не могла представить себе то, что случилось с ним на самом деле. Два дня, пока Стефан мучился головной болью за закрытыми дверями своей спальни, в их сердцах теплилась надежда, и Кэтрин, Елена и Деймон то и дело как бы невзначай встречались взглядами, надеясь прочесть в глазах другого уверенность в том, что всё будет хорошо. Но их надеждам, похоже, не суждено было сбыться. Пустой, безразличный взгляд Стефана преследовал Кэтрин, стоило ей только закрыть глаза, и эти мгновения были самыми тяжёлыми для неё. Она бы предпочла даже, чтобы он ненавидел её, как ненавидел ещё недавно, презирал, но только не это непробиваемое равнодушие! Только не забвение! Желание вернуть любовь Стефана – единственное, что ещё держало девушку на этом свете, что не давало сдаться, что заставляло бороться… А за что ей бороться теперь, когда для Стефана она – безликая, чужая, ненужная? Даже Деймон и Елена – те, кто был безмерно дорог ему, – чужие для него теперь, так что говорить о ней? Быть может, память о ней живёт где-то глубоко в его сердце, но на то, чтобы воспоминания вернулись к Стефану, может уйти много лет, которых у неё попросту нет. В долгой жизни Кэтрин было много падений, потерь и поражений, но никогда ещё, кажется, она не была так близка к абсолютному отчаянию.
Ища убежища, где она могла бы перевести дух и поразмыслить над произошедшим, девушка вошла в библиотеку. Вдоль стен на стеллажах выстроились молчаливыми рядами сотни книг, и массивный дубовый стол тоже был завален книгами. Кэтрин села в глубокое кресло у стола, и взгляд её упал на груду толстых тетрадей в добротных кожаных переплётах. Дневники Стефана! Она живо вспомнила, как ещё вчера Деймон сидел на этом самом месте, уставившись на эти дневники, которые его брат вёл с далёкого 1864 года. Он так и не решился открыть ни один из них. Кэтрин не нужно было спрашивать, чтобы понять, зачем старший из братьев выудил из вещей Стефана эти дневники: Деймон хотел вернуть брата, поделившись с ним его собственными воспоминаниями, но не знал, какое именно воспоминание преподнести Стефану первым. Так и не найдя ответа на этот вопрос, Сальваторе-старший уехал в Уитмор к Елене, а Кэтрин осталась один на один со Стефаном в этом огромном доме. Девушка провела рукой по шершавой коже обложки, представляя, как ладонь Стефана касалась этого самого места…она почти почувствовала тепло его прикосновений, когда неожиданная смелая мысль, словно молния, озарила её сознание. Вскочив со своего места, Пирс подхватила дневники и охнула от их неожиданной тяжести. Сколько же воспоминаний, чувств, мыслей скопил Стефан за долгие сто пятьдесят лет? Соблазн открыть хоть один из дневников, окунуться в мысли вампира, узнать, что он писал о ней, был слишком велик, но невероятным усилием воли Кэтрин подавила в себе его. Если дневники подействуют на него так, как она рассчитывала, ей не придётся таиться и украдкой читать его записи; если всё пойдёт так, как ей того хотелось, вскоре Стефан снова вспомнит то, что чувствовал к ней.
Он как раз одевался, когда Кэтрин снова появилась в его спальне. Пальцы Стефана замерли на последних пуговицах тёмной рубашки, и от его взгляда не ускользнул румянец, поползший по щекам девушки, и шальной блеск в её карих глазах. Всего несколько минут назад она так же стояла перед ним, растерянная и подавленная, но сейчас её словно подменили, такой живой и воодушевлённой выглядела Кэтрин. А как билось её сердце! Неровный ритм его был для Стефана настоящей музыкой, завораживающей, а потому опасной. Сдерживаться становилось всё труднее, и вампир решительно мотнул головой, отгоняя наваждение: ему совершенно не хотелось начинать свою новую жизнь с убийства.
- Что-то ещё? – вопрос получился почти грубым, но даже такое обращение не прогнало это странное выражение с лица Кэтрин.
Девушка подошла к кровати и, бросив на Стефана полный лукавства и даже какого-то вызова взгляд, высыпала на покрывало целую груду каких-то тетрадей. Какие-то, судя по виду, насчитывали не одно десятилетие, какие-то были совсем новыми. Вампир удивлённо воззрился на девушку, но она упрямо молчала, скрестив руки на груди.
- Что это?
- Твои дневники. Ты вёл записи с момента своего обращения, а, может быть, и раньше. Это должно тебе помочь. Вспоминай, Стефан, - с этими словами она вышла из его спальни, оставляя его наедине с его воспоминаниями, ставшими вдруг пугающе реальными.
Некоторое время он смотрел на сваленные в кучу дневники, не решаясь подступиться к ним, словно они принадлежали не ему, а кому-то другому, и ему предстояло бесцеремонно вторгнуться в чужую жизнь. Стефан понимал, что за пеленой забвения скрывается целая жизнь, наполненная образами, чувствами, эмоциями, которые он потерял, но вампир был не уверен, что хотел бы их вернуть. Отсутствие воспоминаний придавало лёгкость его мыслям, беспечность его существованию, ведь сейчас он был одиночкой, не связанным узами ни с кем, не обязанным любить кого-то или ненавидеть. Он поймал себя на том, что медлит, подкрадывается к безмолвным дневникам, как к опасному существу, могущему нанести ему слишком болезненный удар. В конце концов, разве то были не его собственные воспоминания? Разве не жил он с ними до того дня, когда проклятая ведьма поджарила его мозг? И разве не хотел он вернуть их? Разве не хотел, чтобы люди, окружающие его, снова обрели свои имена и лица, дом, в котором он спал, перестал быть просто каменной коробкой, а он сам?.. Сам он мог получить нечто большее – получить свою жизнь обратно. Он не боялся, он хотел жить так, как жил раньше…разве нет?