Выбрать главу

Неприятная хлёсткая мысль заставила её отшатнуться и выпустить из рук резные перила. Похоже, она совсем не знает этого Стефана. Если вообще когда-нибудь знала.

***

Из комнаты девчонок донеслась музыка, и Джереми на мгновение, неловко переступив с ноги на ногу. Наверное, ему бы следовало повременить с признанием, дать Елене и Кэролайн достаточно времени, чтобы насладиться колледжем. С другой стороны, сегодня, в первый день их новой жизни, это известие кажется как нельзя кстати: они смогут отпустить Бонни и действительно начать всё сначала.

Ещё утром, прощаясь с сестрой, он не думал, что удерёт с последних уроков и отправится в Уитмор. Понадобилось всего несколько часов, чтобы это нелёгкое решение родилось в нём и окрепло. Они имеют право знать.

Но он всё равно боялся. Боялся слёз и горя, боялся осуждения Бонни, смотрящей на него из своего мира. Теперь она ни за что не заговорит с ним, а на её лице будут написаны огорчение и обида. Если она вообще когда-то придёт к нему.

Он тихо приоткрыл дверь, и музыка смолкла.

- Что за чёрт? – раздался из комнаты возмущённый голос Кэролайн. – Вас что, здесь стучаться не учили?! Джереми? – выпорхнув из ванной, девушка с размаху села на кровать, широко раскрыв глаза.

- Джереми? – Елена закрыла дверцу холодильника и с удивлением уставилась на брата. Заметив в её руке пакет с кровью, он криво усмехнулся и закрыл дверь на замок. Не хватало ещё, чтобы их в первый же день разоблачили.

- Мне нужно с вами поговорить.

- Всё в порядке, Джереми? – отбросив пакет, Гилберт подошла к нему и, поднявшись на цыпочки, пытливо заглянула в лицо.

- Да, всё хорошо. Только…

Джереми умолк, не зная, с чего начать. Он чувствовал на себе недоумённые взгляды вампирш, но избегал смотреть на них. Скользнув взглядом по комнате, он увидел на высоком комоде фотографию: смеющаяся Кэролайн в объятьях Елены и Бонни. Кажется, она была сделана в тот её День Рождения, который она впервые встречала вампиром. Все они тогда здорово напились и…

- Джереми! – громкий голос сестры вырвал его из счастливых воспоминаний. О, если бы он мог никогда из них не выныривать! Там он всегда был с Бонни, он мог держать её за руку, касаться её кожи, целовать… Нет, пора распрощаться с этой иллюзией. Бонни мертва. Он обязан вернуться в реальность и вытащить за собой Кэролайн и Елену.

- У вас есть известия от Бонни? – спросил он, но тут же пожалел об этом. Нет, он должен был сказать совсем не то.

- Мы получили от неё открытку, - пожала плечами Елена. – Мы ждём её со дня на день, но она… Короче, мы её ждём.

В голосе сестры Гилберт услышал раздражение. Наверное, ей не хочется, чтобы такой памятный день, как этот был омрачён отсутствием Бонни. Они должны были начать этот пусть втроём. Что ж, теперь они навсегда останутся вдвоём. И даже открыток от Беннет больше не будет.

- Она умерла.

Кажется, эти слова разорвали воздух, и время замедлило свой ход. В ушах у Джереми зашумело, сердце готово было выскочить из груди, отсчитывая непростительно затянувшиеся секунды. Страх вновь захлестнул его. Он не боялся Сайласа, не боялся смерти, вампиров, ведьм. Он ничего не боялся, кроме их реакции.

- Что?!

- Как?!

- Ты в своём уме? – Елена положила ладонь к нему на лоб, словно проверяя, не болен ли он.

- Как – умерла? – недоверчиво глядя на него, Форбс достала ворох открыток. Пальцы девушки дрогнули, и цветные картинки с шелестом посыпались на пол. Не глядя на них, он знал, что было написано в каждой из них. Он сам писал их, искусно подделывая почерк Бонни, и только он сам знал, каких усилий это стоило ему. Но теперь всё это не имеет значения.

- Она заплатила своей жизнью за мою, - тихо произнёс он.

Кэролайн заплакала, но Елена по-прежнему смотрела на него расширенными сухими глазами, и Джереми смог прочитать в них немую мольбу. Ему бы так хотелось обнять их и сказать, что это его глупая шутка, но это было правдой.

- Как это? – раздался в тишине едва слышный шёпот блондинки.

- Она воскресила меня, но сама умерла, - эти слова дались ему непозволительно просто. Теперь уже слёзы стояли и в глазах Елены.

Всхлипнув, Елена повисла на шеё Джереми, и он обхватил её руками, поддерживая. Смерть подруги – слишком серьёзный удар для них, но она не могла сказать, что это была напрасная смерть. Положив одну руку сестре на талию, вторую Гилберт раскрыл для Кэролайн. Она вздрогнула, словно этого только и ждала, и бросилась к нему в объятия. Он чувствовал, что его футболка стала мокрой от слёз, и ему самому захотелось плакать. Но слёз не было – он был слишком опустошён.

Он не знал, сколько времени прошло прежде, чем Кэролайн и Елена успокоились. Он усадил их в кресла, заварил крепкий чай, видя, как они старательно отводят глаза от пустой, третьей, кровати.

- Я так старалась выбить для нас всех одну комнату, - вдруг произнесла Форбс и, кажется, её губы дрогнули в улыбке.

- Теперь это ни к чему, - тихо отозвалась Елена, сжимая горячую чашку так, что побелели костяшки пальцев.

Джереми взял свой чай и сел на кровать Елены.

- Почему ты не сказал нам раньше?

Вопрос застал его врасплох, и парень поперхнулся горячим чаем.

- Бонни не хотела этого.

- Бонни – что? – в глазах Елены горе на миг уступило место удивлению, смешанному со страхом того, что Джереми сошёл с ума. Он покачал головой, развеивая её страхи.

- Я могу видеть её. Говорить. Только касаться не получается, - терпеливо пояснил Гилберт. – Она не хотела этого, но я всё равно дольше не мог скрывать это. Мне невыносимо, да и вам… - он повёл рукой и умолк.

Кэролайн похожа на испуганного потерявшегося ребёнка, но, допив свой напиток, она встала и, с грохотом поставив чашку на стол, произнесла:

- Мы должны найти способ вернуть её.

========== Глава 5. По ком звонит колокол ==========

Lasciate ogni speranza.*

Старая фотография от Джереми. Красно-чёрные помпоны от Кэролайн. Свисток от Метта. Горсть невесомых белоснежных перьев от Елены. Потрёпанный гримуар от Деймона. И слёзы. Слёзы. Много слёз.

Слишком много слёз. Они застилали глаза – голубые и болотно-зелёные, две пары карих, как тёмный шоколад, глаз. Они искажали лица, заставляли рыдания рваться из груди, сливаясь в скорбный хор посреди леса.

Джереми очнулся первый. Наверное, ему было сейчас легче, чем остальным. Он любил Бонни, но он уже привык к мысли о том, что она мертва, да и теперь он мог изредка видеть её. На Кэролайн, Елену и Мэтта эта новость свалилась неожиданно, сделав их боль ещё острее. На девушек вообще невозможно было смотреть – ещё несколько дней назад они всеми правдами и неправдами выбивали в кампусе комнату для троих, а сегодня хоронят лучшую подругу. Он подошёл к старому пню и взял в руки школьный колокольчик. От сотрясения тот жалобно звякнул, рождая эхо в притихшем лесу, и умолк.

- Сегодня мы прощаемся с Бонни Беннет, - колокольчик в его руках звякнул ещё раз. – Она была прекрасным человеком, отличным другом. Не раз и не два она спасала нас… Я любил её, а она отдала жизнь за меня, - почувствовав, что слёзы подступили к глазам, Гилберт несколько раз быстро моргнул. Он должен быть сильным, как того хотела бы Бонни. Он был уверен, что сейчас она смотрит не только на него, но и на остальных своих друзей. – И я не знаю, как теперь жить.

Елена всхлипнула и уткнулась лицом в чёрный пиджак Деймона. Плечи её сотрясались, и вампир ласково привлёк девушку к себе, утешая. Но разве можно как-то утешить её сейчас? Очередная потеря в её жизни – их и так было слишком много, а сколько будет ещё? И как у неё хватило сил, чтобы пережить всё это? Он не знал. Смог бы он выдержать это так же стоически? Вряд ли.

Кэролайн переняла у Джереми колокольчик и потрясла им, рождая рваную переливчатую мелодию.

- Бонни Беннет! – крикнула она, подняв заплаканное лицо к ненастному небу. – Не думай, что ты легко отделалась от меня! Я вытащу тебя, где бы ты ни спряталась, слышишь? – губы её задрожали и изогнулись в страдальческой гримасе, тонкие пальцы разжались, выпустив колокольчик.

Мэтт поднял его и, словно обдумывая дальнейшие действия, стряхнул с начищенного металла налипший мусор. Он никогда не был хорошим оратором, и его слова не могли никого подбодрить, в отличие от слов, например, Кэролайн. Даже сейчас, услышав от неё эту угрозу призраку Бонни, он едва не улыбнулся. Он не знал, что говорить, как выразить своё горе.