Так вот оно что, подумала Делла. Гордость.
Гордость валлийца требовала вернуть то, что у него отобрали. Ну что ж, в таком случае его щедрое предложение имеет смысл. Раз так, стоит подумать.
— А если Бест не выиграет? — спросила она, желая поставить все точки над «i». — Если займет всего лишь призовое место? Условия те же?
— Тогда все достанется вам.
Она вновь заколебалась. Похоже, самолюбие Джона Фаулера непомерно.
— Вы так уверены в победе?
— Результат скачек всегда лотерея. Действует слишком много факторов. Но я уверен в одном: Бест слишком большая ценность, чтобы сдать его на бойню.
Делла взорвалась.
— Мне все равно, что говорят другие! Я никогда не сдам его на бойню! — Они столько испытали вместе, что это было бы предательством.
— С судьбой не поспоришь. Может получиться так, что решать будете не вы.
О черт… Он снова прав. Если они потеряют ферму, решать судьбу лошади будет кто-то другой. Делла знала, что говорят другие тренеры. И во всем виновата она сама.
Бест — их единственный шанс.
Стало быть, и Джон Фаулер тоже. И она сама. Правда, Делла скорее умерла бы, чем призналась в этом.
— Завтра в восемь утра, — отрывисто сказала она. — Встретимся в паддоке и посмотрим, что получится. — Никаких обещаний. Просто попытка, подумала Делла. Но лучик надежды уже забрезжил в ее мозгу.
— За одно утро? Делла, чудес не бывает.
Но ей требуется именно чудо.
Делла протянула руку, желая скрепить сделку.
Джон медленно потянулся навстречу, продолжая смотреть ей в глаза. Когда их ладони соприкоснулись, Делла вздрогнула. Ощущение чего-то странного и пугающего было таким сильным, что ей захотелось отдернуть руку. Вырваться из его властной ауры. Защититься.
Но Джон не отпускал ее, и вскоре желание Деллы сопротивляться исчезло. На нее нахлынуло тепло, и на мгновение у нее закружилась голова. Дыхание участилось, в ушах зазвенело.
Дура! — мысленно выругала себя она, поняв, что тело предало ее и напряглось от желания. Ее влечет к валлийцу, и с этим ничего нельзя поделать.
— Значит, утром, — сказал он, сделал шаг назад и попытался успокоиться.
— В восемь.
Фаулер ушел, а она осталась стоять, обхватив себя руками, словно хотела защитить от него свое внутреннее «я».
Конечно, откуда ей знать…
Джон не кричал на весь свет о даре, доставшемся ему в наследство от бабушки Кэти.
Он размашисто зашагал к флигелю, довольный, что сумел скрыть свои истинные намерения. Торг с Деллой насчет доли приза помог ей сохранить лицо. Уж лучше так, чем принимать милостыню от незнакомца. Этого не позволила бы ее гордость.
Деньги здесь ни при чем. Имеет значение Бест. И сама Делла Грин.
Оба связаны таинственным «несчастным случаем», о котором Делла не желает говорить. Если Джон хочет помочь им, он обязан раскрыть эту тайну.
Теперь от его дара зависит все. Тем более что этот дар странным образом изменился и начал распространяться на Деллу Грин. Вернее, распространится, если он найдет к ней подход.
Не об этом ли писала Кэти Фаулер в своем предсмертном письме?
Джон подошел к двухэтажному флигелю, наверняка предназначенному для управляющего фермой. Конечно, если ею не управляет сам владелец. Три спальни, две ванных, деревенская кухня с дровяной плитой, большая гостиная, столовая, застекленная створчатая дверь и крытое крыльцо.
Удобное место. Тем более что с крыльца видны все три конюшни и паддоки, подумал довольный Джон.
Впрочем, какая разница? Долго он здесь не пробудет. Две недели максимум.
Он поднялся в хозяйскую спальню, нашел там свою нераспакованную сумку и вынул дневник тренера, испещренный заметками о лошадях и способах тренировки.
Письмо хранилось в пластиковом кармашке, прикрепленном к задней обложке дневника.
Джон сел на край кровати и расправил потертое послание, которое после смерти бабушки Кэти он читал много раз.
«Моему дорогому Джону.
Я оставляю тебе свою любовь и кое-что в придачу. В течение тридцати трех дней после наступления твоего тридцатитрехлетия — а это достаточный срок, чтобы понять, чего ты хочешь, — ты получишь такое наследство, о котором мог только мечтать. Мечты не всегда осязаемы, но чаще всего они рождаются в сердце. Самоотверженно действуй ради другого, и мое наследство станет твоим.
Твоя любящая бабушка Кэти Фаулер.
P.S. Другую часть моего наследства используй с умом и только во благо, иначе уничтожишь себя или того, кого любишь».
Джон знал, что такое же послание бабушка оставила всем девяти внукам и внучкам, но стоило ему взяться за письмо, как в ушах начинал звучать любимый методичный голос. Казалось, что бабушка говорит с ним одним.
«Самоотверженно действуй ради другого…»
Самоотверженность была жизненным девизом Кэти. Бабушка лечила любое попадавшееся ей больное существо, будь то животное или человек.
Раньше Джон был убежден, что бабушка имела в виду лошадей: он унаследовал от Кэти любовь к ним и умение понимать их. Благодаря своему дару он с раннего детства умел вступать с ними в контакт. Но когда он рассказывал об этом приятелям, те либо не верили ему, либо считали чокнутым. А грубые взрослые называли Кэти выжившей из ума старой каргой.
После чего он научился помалкивать о том, что нашептывали ему лошади.
Дар хорошо служил ему. Большей частью.
Настало время платить долги. Воспользоваться наследством Кэти бескорыстно. Так же, как пользовалась им она сама.
Кэти видела будущее. Джон помнил это.
Могла ли она предвидеть, что у него появится второй шанс добиться победы с Бестом? Триумф на кубке Мельбурна действительно мог превратиться из мечты в явь, но какую мечту имела в виду Кэти?
Вторая часть письма, касавшаяся любви и опасности, вызывала у него серьезные сомнения.
Однако его родная сестра Морин и двоюродные Ивлин и Марк клялись, что каждый из них прошел через опасности, прежде чем встретил своих суженых.
Красивая сказка.
Но думать уже поздно. Именно сегодня исполнился тридцать третий день после тридцатитрехлетия Джона, и единственной суженой, которая приходила ему в голову, была слегка повредившаяся в рассудке Делла Грин.
Время, за которое он должен был получить наследство Кэти, истекло.
3
Когда на следующее утро Делла пришла к конюшне ровно в восемь, она была разочарована. Джон сидел на стуле посреди паддока, читал местную газету и, казалось, вовсе не собирался работать с Бестом.
— О Господи, чем это вы занимаетесь?
Он опустил газету и поднял темную бровь.
— Разве не видно? Знакомлюсь с тем, что происходит в мире.
— Но вы сидите посреди паддока! — воскликнула Делла, раздосадованная его непринужденной позой и странным поведением.
— Если бы я сидел за оградой, это не приблизило бы мня к Бесту, правда?
Она оперлась руками об изгородь и начала изучать поразительно красивое лицо Джона — пронзительные голубые глаза, насмешливые чувственные губы и ямочку на щеке. Делла пыталась избавиться от наваждения, но тщетно. А вот он не испытывал никакого напряжения. Его длинные ноги были вытянуты и небрежно скрещены в лодыжках. Казалось, он приехал сюда отдыхать.
— Ну что? Вы пойдете за Бестом? — спросил он.
Этого легкомысленного вопроса было достаточно, чтобы она ощетинилась.
— Зачем?
— Конечно, чтобы вывести его в паддок. Вы представляете для него меньшую угрозу, чем я.
Спорить с очевидным не приходилось.
— А что будете делать вы?
— Читать.
У Деллы вытянулось лицо. Если этот чокнутый валлиец думает так работать с полубезумным Бестом, то он может собирать чемоданы.