Я надеваю новый серый костюм, темно-синюю рубашку и оранжевый галстук. Я его почти не ношу, но так я был одет, когда забрел первый раз в это кафе. Был день моего рождения, коллеги в больнице поздравили меня и потихоньку разошлись по домам. Празднично одетый, с букетом гвоздик в руках и с пустотой в душе я направился домой. Но неизвестно почему свернул в один пустынный переулок, затем в другой, третий… Везде все тот же булыжник и подстриженные тополя… Я не заметил, как очутился на самой окраине нашего городка. Ветер собирал хмурые осенние тучи над полем за чертой города, и уже начали падать первые крупные капли дождя, оставляя в пыли темные пятна. Я повернул домой, но дождь вдруг хлынул как из ведра. Я остановился, оглядываясь, где бы укрыться. Вдруг заметил невзрачную вывеску над серой дверью. Поблекшие буквы были еле видны. «МАЛЕНЬКОЕ КАФЕ», — прочитал я удивленно.
Я открыл дверь. Действительно — маленькое. В небольшом помещении царил полумрак. Женщина за стойкой кинула на меня безразличный взгляд и уткнулась в книгу. Над ее головой висела на длинном проводе лампочка под пыльным абажуром. Я сел за столик у стойки, положил на него промокшие гвоздики и заказал кофе. Подавая кофе, она спросила:
— Забыли прихватить зонтик?
— Да, — ответил я, поднимая на нее глаза.
У нее был заспанный, неряшливый вид. Неожиданно для себя я спросил, как ее зовут.
— Лина.
— А вас?
— А меня — Карл.
Она отошла за стойку и снова уткнулась в книгу. Вскоре дождь стал стихать, и я решил идти домой. В дверях я вспомнил, что забыл попрощаться, и обернулся:
— До свидания, Лина!
— До свидания, — ответила она, не отрываясь от книги.
Ложась спать, я вспомнил, что забыл букет на столике в кафе. Оранжевые гвоздики. Дождь снова начал хлестать в окно, и я заснул. В ту ночь мне впервые приснился мой сон.
…В дверь звонят. Странно. Открываю дверь. Женщина в мокром плаще с кожаной сумкой через плечо протягивает мне листок:
— Распишитесь! Телеграмма…
— Т е л е г р а м м а…
— Что с вами? Поздравительная.
Я возвращаюсь в комнату и кладу телеграмму на стол. Сердце колотится. Сажусь и закрываю глаза… Наконец читаю телеграмму: «СЧАСТЬЯ СЧАСТЬЯ МАМА».
Конечно. Сегодня воскресенье. На работе мне напомнили бы… Уже не тридцать девять. Сорок.
…Я беру зонт и выхожу. Дождь хлещет в лицо, ветер яростно рвет полы плаща. Листья путаются в ногах. Осень. Ранняя холодная осень.
В нашем городишке все близко. Почта и телеграф в соседнем доме. Здесь тоже безлюдно. Меня сразу же соединяют с мамой. В трубке что-то трещит и щелкает. Телефонистка от нечего делать прислушивается к разговору.
— Спасибо… спасибо, мама. Да… я уже все решил.
Далекие гудки, щелчок, и наш разговор обрывается.
Кафе. Мне незачем туда идти. Я все решил. Я перееду в город, в котором живет мама. Здесь меня не держит больше ничто. Но невольно сворачиваю в один переулок, другой. Вот и знакомая улочка. Тополя хмуро гнутся под порывами ветра. Две полуразрушенные ступеньки. Открываю дверь… Хмурый свет дождливой осени, еле пробиваясь сквозь грязные окна, тускло освещает столики, покрытые серым пластиком. Лина одиноко си
— Садись, — говорит она.
Я сажусь. Это сон.
Она берет мою руку в свои прохладные ладони и, улыбаясь, смотрит на меня.
— Ты… мне… снилась, — говорю я.
Она улыбается.
— Ты мне снилась. Как… тебя зовут?
— Анна.
— А меня…
— Карл, — говорит она.
Это, конечно, сон. Всего лишь сон.
— Это сон! — Говорю я в отчаянии.
— Прекрасный сон.
Она издевается надо мной! Нет. Она счастливо улыбается. Кто-то стоит у меня за спиной. Я резко оборачиваюсь и вижу Лину. Она молча ждет. Конечно. Ничего изменить нельзя. Сон этот задан раз и навсегда, и для того, чтобы проснуться, надо проделать все, что предназначено… Но я не хочу больше просыпаться. Не хочу?
— Мне как всегда, — говорит Анна. — А тебе, Карл?
Я молчу.
— Кофе, — говорит она Лине.
— Сон! — говорю я в отчаянии. — Это сон!
— Какой сон, Карл? — улыбается Анна.
— Не притворяйся! Ты тоже знаешь, что будет дальше. Ты исчезнешь.
Я выдергиваю руку из ее ладоней и встаю. Передо мной стоит Лина с подносом в руках. Силы покидают меня. Я снова сажусь.