Пустая угроза — конкретно этот класс был всегда открыт специально для их занятий, Павловна заранее предупредила уборщицу и сторожа не запирать его после крайнего звонка.
Сумка хулигана полетела под парту, а сам Ромка плюхнулся на стул и открыл тетрадь по физике, в которой было ровным счётом… Ничего. Ну, кроме кривых оглавлений по типу: «Первое декабря, классная работа», и каких-то подобий рисунков хуёв на полях. Наверное, эту страницу стоило бы вырвать, потому что письки на первом же развороте вряд ли добавят Пятифану пятёрку в журнал. Так и поступил — сходу дёрнул листок и тот с треском оторвался, оставляя драные куски у скоб. Впрочем, чистая страница станет не лучше прежней, как только Ромка попадёт на урок. Потому что во время занятий было невыносимо скучно и из развлечений оставались только каракули, да жвачка во рту, которая после всегда отправлялась к креплению стула. Да и в целом даже почерк у Пятифана шёл не ровным заборчиком, а клонился в разные стороны, чередуя то слишком мелкие, то огромные буквы, а ещё всегда дополнялся кляксами, зачёркиваниями и иногда даже дырками в листах. Когда замечания учителей слишком уж бесили. Поэтому бандюга так часто менял тетради. Каждый раз его отчитывали за их ведение, но исправить его парнишка не мог, поэтому предпочитал тупо выкинуть начатые и стрельнуть у кого-нибудь в классе новые. И так по кругу, из года в год.
Катя глубоко вздохнула, откладывая книгу. Следующие два часа девушке потребуется тазик нервов, ведро терпения и ещё чашечка самообладания, чтобы не пришибить идиота в первые пятнадцать минут. Девушка неспеша поднялась со своего места, придвинула к первой парте стул и уселась напротив Пятифана. Без лишних комментариев отличница тут же принялась объяснять параграф последнего урока. Рубила с плеча, не давая Роме разыграться в своих придурковатых шутках.
— Сегодня начнём квантовые постулаты Бора. Первый постулат Бора — постулат стационарных состояний — гласит: атомная система может находиться только в особых стационарных или квантовых состояниях, каждому из которых соответствует определенная энергия En.
— Квант… Квантовановые постулары… Блять, ты угараешь, что ли? Я ни одного слова из названия темы не знаю, — Пятифанов обречённо вздохнул, умолк и, взяв ручку, принялся выводить заголовок в тетради, делая сразу несколько ошибок в одной лишь заумной терминологии. И лишь, когда Катька повторяла одни и те же слова по несколько раз, Рома удосуживался вернуться к самым первым словам и исправлять буквы на нужные.
Смирнова продиктовала еще два постулата, послёживая за тем, как рвано двигается здоровая лапища, уродуя чистую страницу в тетради. С каждой помаркой губы Кати раздражённо сжимались добела, превращаясь в тонкую полосочку, а вздёрнутый носик тяжело посапывал. Но Ромка, казалось, этого не замечал. Бездумно строчил под диктовку и даже так умудрялся зачёркивать чуть ли не каждое слово. А те фразы, что оставались нетронутыми — кишели орфографическими ошибками и грязными помарками. Первый раз ему прилетел подзатыльник, когда вместо «находится» в тетради образовалось «находиться». Затем «определённая» превратилось в «определёная» и тогда Ромка отхватил пекучий щипок за запястье. «Энергия» — «энергея» и Катька оттянула кончик пятифановского уха. С каждым ударом, тычком, щипком или замечанием юноша сжимал челюсти, от чего у линии подбородка образовывались напряжённые рельефы желваков. Кто придумал, что женщин бить нельзя?! Сколько ещё будет продолжаться эта колотня? Рома уже назло резал листок кривым почерком, даже не пытаясь стараться. Пусть Катька дует свои раскрасневшиеся щёки от его тупости. Пусть лопнет уже наконец! Беспощадное надругательство.
Отличница терпела недолго. Слово «движущегося», которое превратилось в «движжгося» окончательно вывело Катю из себя:
— Рома! Соберись! — Смирнова замахнулась учебником и влепила Пятифану уже нешуточную затрещину по затылку.
Парень резко поднял голову и откинулся на спинку стула, посмотрев на Смирнову чуть ли не с вызовом:
— Харэ лупасить, э! Это на русском вообще? Чё за «En»? — Ромка указал на то, что было в тетради. А красовалась там аббревиатура не на латыни, как ей положено, а очень простое «Ен» кириллицей. И вновь пришлось заткнуться и вернуться к писанине. Просто потому что вылететь из школы за полгода до выпуска ой как не хотелось. Десять лет Ада насмарку, нетушки, — Всё. Собрался.
Нихуяшеньки не собрался. Лишь больше взбесился. Воткнуть бы эту ручку сейчас кому-нибудь в глаз, аки хорошо бы смотрелась! Лицо оставалось так же направленным к косым строчкам на листе, а вот взгляд метнулся на лицо Смирновой, рассматривая её не менее раздражённое выражение исподлобья. От чего-то стало забавно. Потешная Катька, когда злится, Рома это давно просёк и в школе не упускал возможности вывести девчонку:
— Смотри не пукни от злости.
—Ты… Ты! — смущённая Катя подорвалась с места и хлопнула ладонями по парте.
— Жопой нюхаешь цветы, — Ромку аж встряхнуло от прорывающегося сквозь зубы хохота.
Лицо старосты обрело медно-красный оттенок. Девушка уселась обратно на стул и отвернулась в сторону, складывая руки на груди.
— Ты идиот, Пятифан. Ведёшь себя, как первоклашка, — Катя обиженно выдохнула в попытках успокоиться. Затем главенствующе закинула ногу на ногу, придвинула к себе пятифановскую тетрадку и принялась вырисовывать в ней схематичные чертежи, — Вот смотри: это магнитное поле, которое образуется вокруг элементарных атомных частиц, таких как электроны и протоны. Нейтроны не дают никакого эффекта, они заряжены нейтрально…
Пятифан внимательно следил взглядом за стержнем ручки, но перестал слушать лекцию девчонки уже через минуту. Симпатичные у Катьки получались каракули. Аккуратные. Хотя, каракули — это хуи на полях, а здесь небольшой шедевр. Может, старательность девушки так влияла на качество рисунка, но в целом он смотрелся ничуть не хуже схемы из учебника. Да только Роме всё равно это не помогало. Электроны и протоны? Капздец, ощущение, что хулиган не появлялся в школе пять лет, не меньше. Последнее, что юноша помнил из программы — это деление дробей. В какой именно момент вообще появилась физика, как предмет обязательный?
Ещё двадцать минут Катькиных объяснений и Пятифан начал нетерпеливо дёргать коленом, топчась пяткой на месте.
— Хватит дрыгаться, — Смирнова набрала в грудь побольше воздуха и откинула ручку. Ну вот что за неблагодарная харя? Отличница тут распиналась битый час, а Ромка вместо стараний начал действовать на нервы, ритмично быстро обтираясь коленом о чулок Катьки под партой.
— Пердак болит сидеть.
— Я одного не понимаю, Пятифанов. Ты как до десятого класса доучился?
— Каком кверху. Я, может, непризнанный гений. Учителя все об этом знают и берегут мой ум для международной олимпиады, — юноша широко оскалился и поднял глаза на Катьку. А она всё пялилась в схемку на листе тетради. Шутку не оценила. Ну и пусть сидит, хавает свои формулы. Это ебучее занудство вытолкало из Ромы гневное сопение. Хулиган рывком отобрал у блондинки свою тетрадь вместе с ручкой и потёр пальцами глаза, — Ускоряйся. Чё там дальше?
Смирнова соизволила поднять на Ромку свои малахитовые зрачки. Дышал через нос не хуже разъярённого быка. А отличница тогда — не тореодор, а красная тряпка. Когда хулиган бесился, на его скуластых щеках выступали рельефы сжимающихся челюстей, а под ухом вздувалась пульсирующая венка. Катя мельком поймала себя на мысли, что эти детали смотрелись… Очень мужественно. Смирновой захотелось потрогать щёки Пятифанова, дабы ощутить это нервное движение под кожей. Дико привлекательно. Но ключевым словом всё же оставалось именно «дико». Катя хотела было в очередной раз пристыдить поганца, но неожиданно стушевалась, испугавшись собственной симпатии к напряжённо проступающим желвакам.
— Подожди, я сейчас учебник Мякишева возьму, у него там определения яснее, — девушка поднялась с места, пригладила блузку и зашагала к ряду книжных шкафов в конце класса. Встав напротив стеклянной дверцы, Смирнова бегло осмотрела корешки и принялась уже подробнее вглядываться в имена авторов.