— Я тут торчу, чтобы ты мне тупо по учебникам задачки читала? — Ромка развернулся всем корпусом так, что выставил ноги в проход между партами, и глянул на Катькину спину. Колючую, ровную. Горизонт белой рубашки и чёрной юбки строго делил талию, а чёрные колготы обтекали острые коленки и тонкие щиколотки. В детстве Пятифан помнил девчонку неказистой, низкорослой, вечно прилизанной и слишком опрятной. Отталкивающей, в общем. А сейчас похорошела, что ли? Уже и ноги не такие кривенькие, а очень даже стройные. И волосы пышнее, и личико сменилось с округлого на острое, изящное. Рома безотчётно стрельнул глазами на очертания Катиной задницы и так же быстро отвёл взгляд куда-то к трещинам между деревянными половицами. Сейчас бы на жопу Смирновой пялиться, ещё не хватало, — Или ты просто ищешь книгу потяжелее? Гляди — так мой гениальный ум вышибешь, мамаша твоя спасибо не скажет.
— Там вышибать нечего… — задумчиво протянула Смирнова, изучая стёртые временем торцы книг. Блондинка провалилась в поиски. Мало кто знал, но Катю искренне привлекал аромат печатных страниц. Не свежих, а именно таких — пожелтевших, мятых, пропитавшихся сладковато-затхлым запахом. Ей нравились письменные труды в ветхих обложках, особенно когда те покрывались паутинкой белёсых трещин; нравилось водить пальцами по шершавым буквам со смазанной типографской краской; нравилось вручную вырезать для них закладки из цветной бумаги; нравилось, в конце концов, просто читать. Думая об этих маленьких радостях, Смирнова вспомнила что-то незначительное и как бы вскользь упомянула об этом, — Кстати, мы сегодня раньше закончим. На полчаса. Меня ждут.
Говорила так тихо, что Роме пришлось напрячь слух, дабы расслышать Катькины слова. Как только смысл сказанного дошёл до хулигана, он растянулся в хамской ухмылке, продолжая взглядом выжигать дыру между лопаток блондинки.
— Это кто же? Нашла себе каблучка?
— Поприкуси язык, — отличница резко развернулась с открытым учебником в руках, — Ты бы о своих дружках так не отзывался, а то ваша банда треснет, как репа под топором.
— Чего?! — брови Пятифана моментально съехались к переносице, а сама морда недоумённо уставилась на фарфоровое личико Катьки. Бля, кто из пацанов мог купиться на эту деревенскую клушу?
— А ничего! — Смирнова развернулась обратно, а хулиган тем временем поднялся с места и подошёл к книжным полкам, — Твой ненаглядный Сидоров мне вчера шоколадку подарил, а сегодня пригласил в кино. На вечерний сеанс. И места у нас на последнем ряду.
Рома физически ощущал, как Катька улыбалась. Лишь уголками губ, ядовито настолько, что попади её слюна на человеческую кожу — оставила бы после себя мясную язву. Девчонка довольствовалась тем, что охмурила кого-то из псовой компании местных бандитов? Это какой-то грёбанный цирк, она точно брала Ромку на понт, чтобы увидеть его ошарашенное хлебало. Господь, Пятифан готов был стольник поставить, что блондинка всё врёт. Хотя его брательник был падкий на стерв, может, и правда… Ничего не мешало Деньке использовать Екатерину по назначению — как местную шлюху. Её наверняка полпосёлка ебёт, по крайней мере, слухи были именно такими. И как только девушка успевала прыгать из постели в постель, ещё и сдавать контроши на отлично? Не пятифановское это дело. И всё же очень не хотелось столкнуться с парочкой на пороге школы и увидеть, как они сосутся, пихая языки друг другу в глотки. Фу, блять. Главарь банды поднялся со стула, в два счёта преодолел длину классной комнаты и облокотился на книжный стеллаж рядом с Катей. Скрестив руки на груди, перенося вес всего тела на полки за спиной, Пятифан то и дело косил в сторону суки. Серьёзно? Сидоров и Смирнова? Ералаш. Что товарищ мог найти в этой курице? Хищный взгляд скользнул по ногам девушки, затем метнулся на линию груди под блузкой. Катька действительно превратилась в Катю и Рома упустил этот момент? Созревшее тело, чётко очерченная талия. Симпатичная баба. Жаль, что конченная.
— Колись, чё с Денькой у тебя? Мозги ему промыла? Хватит дурить честным пацанам голову. Найди другого, для кого ноги раздвинешь.
Смирнова округлила глаза от такой грубости. Уставилась на Ромку, как на совсем чужого человека, не своего одноклассника, а уличного пьяницу под белкой.
— Пятифан, ты совсем ку-ку? — нижняя губа девушки дрогнула. Юноша уловил смену настроения одноклассницы и в лице его не было ни жалости, ни тени совестливости. По его мнению, он не сказал ничего дурного, а уж тем более — неправдивого. Казалось, Смирнова вот-вот расплакалась бы, но не тут-то было. Одна слезинка перед бандюгой и вплоть до выпускного за блондинкой закрепится не только статус «главной стервы школы», а и «плаксы, что при кривом слове сопли на кулак мотает». Молниеносно на замену обиде пришла привычная маска хладнокровной кислотности. Зелёные глаза Катьки по-лисьи хитро сощурились, зыркнули на звериную рожу, а голос зазвенел обезоруживающей насмешкой, — А тебе какое дело, Ромочка? Ревнуешь? Меня или Сидорова?
Ухмылка сползла с Ромкиного надменного лица, а тень от надбровной дуги вновь надвинулась на глаза, превращая янтарный цвет радужки в оттенок настоявщегося коньяка.
— Чё ещё выдашь? Блядей даже на нарах не ревнуют, а ты мне тут затираешь басни про Сидорова. Облапошить решила? Тебе не по зубам, — Пятифан щёлкнул себя ногтем по клыку и, блять! совершенно случайно, по инерции опустил взгляд на спрятанное под белоснежным воротничком декольте. Какого хера глаза вообще решили метнуться к этому месту, словно бы сейчас дело было именно до какой-то пошлятины? Рома поклялся себе, что нервная система дала мелкий сбой и выполнила сие действие безотчётно, машинально.
Но Катя, что кривилась в язвительном прищуре, заметила короткий взгляд. И какого-то чёрта этот миг довёл её до мурашек. Они прокатились от поясницы до затылка, вороша светлые локоны у загривка. Смирнова проглотила тихий выдох и поспешила отвернуться обратно к книгам, ощущая, что щёки начинает покалывать от смущения. Она моментально забыла пятифановское хамство. И теперь стабильно раз в двадцать секунд принялась подтягивать юбку вниз, прикрывая тканью середину бёдер. От того краткого взгляда стало некомфортно. Словно бы староста находилась под прицелом снайперской винтовки, и не чьей-то там, а социального отброса, отбитого наглухо биомусора, что учился с ней с первых классов и теперь… Что он делал? Изучал размер её груди? Фу! Ещё и эта властная поза, как будто заранее продуманный сценарий. Слишком вызывающе, слишком превосходяще, слишком… Катя вновь испугалась собственных мыслей. Чересчур много Пятифана. Будто он занял собой всё пространство школы, а не подпирал своей тушей книжную полку.
Рома же быстро отсёк, что победил в недолгой перебранке и вновь натянул на искусанные губы ухмылку.
— Просто парня жалко, — холодно отозвался юноша, ставя точку в неприятном разговоре.
А взгляд тем временем остановился на линии юбки, что при каждом Катькином движении покачивалась и обнажала сантиметр-другой ляшки, облачённой в чёрное. То ли Рома почувствовал большую часть вседозволенности, то ли просто тупил в одну точку, но… Явно увлёкся. Иногда грёбанный тестостерон уводил его куда-то не в ту степь и заставлял хотеть то, что было не позволено. Стоп, что? Хотеть? Смирнова стыдливо дёргала подол, ибо с каждым её потягиванием к верхним полкам юбка неприлично задиралась. Движения девчонки стали скованными и Пятифан почти физически ощутил, как неловкость в классной комнате начала уплотняться. Он же смущения не чувствовал, а вот Катькины ужимки распаляли горячее обволакивающее чувство внизу живота. Хулигана и правда заводила собственная власть, в такие секунды самолюбие хлестало через край. Как жмётся… Тонкая ручка то и дело оттягивала одежду, стараясь прикрыть около откровенные участки тела. Это точно Смирнова, которая когда-то истерично верещала на пробегающих мимо малолеток в школе? Точно та, что на «Дай списать» отвечала «Вот ещё! Глотай свои двойки, Пятифан, или я маме расскажу, что ты скатываешь»? Точно та, что ластилась к новеньким одноклассницам, а потом ставила их жизнь вверх дном, распространяя грязные сплетни? Мнётся, как первоклашка перед директором. И, блять, кровь начала постепенно выходить из головы и приливать к члену.