— Мерзкий? — Пятифан издевательски вскинул одну бровь. Мерзкий… Как резко было брошено это слово Катькой и как приторно оно ласкало слух хулигана. И правда, омерзительный тип. Гадкий, тошнотворный, жалкий. Сгусток того, что противоположно слову «человек». Рома такой, какими не должны рождаться, выродок, и как же блядски прекрасно становилось им быть. На плотоядной морде кривилась открытая ухмылка, заострённые крепкие клыки и влажный язык, что периодически проходился по пересохшим губам, давая им хоть каплю влаги. Облизывался не как гордый волк перед тем, чтобы завалить свою добычу, а как паршивая гиена, пасущая падаль после чужих лап, — А ты? Прячешься за мамкиной юбкой. Крысишь, ноешь, вякаешь исподтишка. Если я мерзкий, то ты — гнилая сука.
Юноша готов был упиваться угрозами блондинки, её страхом и растерянностью. Она изводила одноклассника годами, пропуская тычки, остроты, насмешки, распуская о нём гадкие слухи, натравляя на волчонка банды из соседних посёлков. Это было в прошлом, но Ромка — мстительная тварь и об этом все местные знали. Пусть Катя потом распиздит всей школе, кто пытался взять её прямо в кабинете физики. Пусть об этом узнает вся деревня, Ромкина жизнь и так всегда торчала в полной пизде. Грубые пальцы резко двинули к резинке колгот под юбкой и ухватились за неё сбоку, оттягивая вниз. И внезапно столкнулись с воспротивлением — стянуть такой женский аксессуар оказалось нихреновой задачкой. Ещё и Смирнова обхватила предплечье юноши ледяной от страха рукой и сжала его, пытаясь остановить. Бандюга посмотрел на девушку вопросительно. Не этого ли добивалась, вжимая Пятифана лопатками в книжный шкаф? Трясь о него проступающими косточками лифа? Глядела испуганно как загнанный зверёк, но какого-то чёрта пальчики ослабли, злобно сопела, то хмурилась, то поднимала бровки, вымаливая прощение. И внезапно…
«Мерзкий!»
Мягкие алые губки столкнулись с обветренными и шершавыми. Отличница подалась вперёд всем корпусом, свободной рукой сжала неопрятный наполовину расстёгнутый воротник пятифановской рубахи и потянула хулигана на себя так, что он чуть было не потерял равновесие и не придавил девчонку своим телом. Первая секунда была отвратительнее всего. Слюна Ромки оказалась горьковатой на вкус, он курил сигареты самого низшего класса из всех, что были в продаже. Но вмиг стало приятнее — Смирнова ощутимо расслабила губы. Целоваться она умела, у неё уже был ухажёр в восьмом классе. Да и Пятифан тоже жизнью намётан, но от шока тот уставился на Катьку по-комичному удивлённо, сквозь поцелуй, ибо ожидал чего угодно — от побоев до визгов на всю школу, но не такого интимного слияния. Блять. Это херов сюр, потому что Смирнова никогда бы не полезла целоваться к местной гаражной шавке.
Ромка оттаял лишь спустя несколько секунд и ответил на поцелуй сначала неуверенно — в его планы не входило сосаться с заучкой. Трахнуть ещё может быть, но явно не соприкасаться губами.
Ладони на округлых бёдрах смотрелись, как влитые. Словно бы Рома делал это не в первый раз — проводил грубыми пальцами по внутренней стороне ляшек, продавливал нежную кожу, оставляя вслед за ними красноватые отпечатки. Сорванные мозоли изредка цепляли ткань колгот, казалось, что своей огромной лапищей Пятифанов мог обхватить ногу Катьки в диаметре. Пальцы внаглую блуждали под юбкой, натыкались на промежность, задевали чувствительные точки, иногда проходились подушечками пальцев по лобку сквозь упругую ткань колгот. Туда же нырнула левая рука в помощь правой, вдвоём они с небольшой натугой надорвали тонкую нейлоновую преграду. Это было так возбуждающе мило — стервозная, ядовитая сука мялась от стыда, краснела, предпринимая столь жалкие попытки давать отпор бездушной глыбе в лице местного выблядка. Услышав треск ткани, Катя выдала протестующее междометие прямо в губы Пятифана. Чёрт, как же безвольно. Так субтильно, что сомнений не осталось — девчонке не хотелось уходить. Так близко Рома к Смирновой ещё не был, да и не был никто… Обжигающие руки пошло скользили то по внешней, то по внутренней сторонам бёдер и доводили блондинку до судорог в спине и ногах. Страшно и одновременно приятно. Рома действовал наугад. Он, может, целовался неплохо, но трогать девушек настолько интимно парню ещё не доводилось.
Руки ощутили лёгкую дрожь в ногах Кати, от чего в низ живота покатился новый валун тягостных ощущений. Пах пульсировал, ныл, едва не болел. Господь, Рома так давно ждал женскую ласку, но и на секунду не мог предположить, что под ним окажется Смирнова. У Пятифанова было больше шансов завалить красавицу Полинку Морозову, чем сволочную дочь Лилии Павловны. Такую правильную, идеальную отличницу, подлизывающую педагогам и смотрящую на бандюгу глазами полными ненависти и отвращения. А теперь, по иронии судьбы, Смирнова подрагивала от его горячих пальцев под своей неприлично задравшейся юбкой, целовала его, таяла, дышала тяжело и смотрела робко, но с опаской.
Кате никогда не нравились хулиганы. В мужья они не годятся, денег у них нет, мир не покажут, романтики от них не дождёшься — и чего тогда брать с этих дурней? И Рома Смирновой тоже не нравился. Грубый, туповатый, но какого-то хрена очень горячий, когда злился. Совсем не тот, что отплёвывался от короткого чмока отличницы в школьной сценке в актовом зале. Со второго класса изменилось многое. Катя плавилась от поцелуя и его рук, одновременно борясь с собственными принципами — касательно парней, касательно близости, касательно школы и касательно близости с парнями в школе.
Пятифану становилось пиздец как тесно в рубашке. Вытащив левую руку из-под складок юбки, юноша принялся наскоро высвобождать свой торс из тугой тканевой сети, расстёгивая пуговицу за пуговицей ловкими движениями пальцев. Соединенные части рубахи разлетелись в стороны, обнажив чёткий рельеф пресса, линии паховых связок и напряжённую раскалённую грудь. Запоминай, Катюша, каждую мелочь. Запоминай вздувшиеся венки на шее, микро капельки пота на смугловатой коже, очертания впалого пупка и синеватых капилляров. Ибо тело Пятифанова — это он знал наверняка — действительно прекрасно. Умом не вышел, голосом, манерами, но торс… Изнурительными тренировками доведён почти до совершенства.
Вмиг вернув себе прежнее положение, Рома вновь забрался обеими руками под юбку, в фантазиях дорисовывая линии бёдер, талии и груди девушки под одеждой. В этот раз движения оказались куда смелее и пальцы случайно наткнулись на влагу. Блять. Смирнова и правда течёт от него, как сука. Охуеть. Во всём этом хаосе неправильности, данный факт — был самым аномальным.
Рука хулигана грубо подхватила Смирнову под левую коленку, приподнимая её и тем самым заставляя хрупкое тело девушки отклониться назад, припадая на локти. Второй рукой Рома ловко закинул правую ножку блондинки пяткой себе на плечо и громко раздражённо выдохнул. В висках билась ярость, в штанах — желание выебать стерву в наказание за её развязный язык. Обзор для Катьки был практически закрыт, но тихий скрежет молнии на брюках и характерных движений Ромкиного плеча было достаточно, чтобы понять — Пятифан высвободил член. Удерживая левую ногу Кати под коленкой одной рукой, второй бандюга направил скользкую от предъэякулята головку к промежности Смирновой, упираясь ею в мягкость половых губ сквозь тонкую ткань белья. Влага гениталий соприкоснулась и это несложно было ощутить обнажённым чувствительным органом. Ромкины глаза сверкнули, глядели на лицо Кати серьёзно и настойчиво, с немым требованием. Пусть только попробует выдать ещё хоть слово и хуй отброса со зверством натянет тело отличницы.