— Товарищ Сопычев, у вас еще консервы есть?
— Так точно, еще банка. Достать?
— Пока не надо. Но штык вы берегите. А то голодными останемся.
Сопычев напряженно глядел на командиршу. И, судя по всему, не очень понимал ее.
«Что-то с юмором моим стало», — самокритично подумала девушка.
Промелькнули первые дома. Грузовик резко затормозил. У распахнутой калитки стояла бабушка с двумя козами. Напуганные козы, мемекая, тянули лохматую веревку, норовя удрать во двор. Бабулька подслеповато щурилась на пыльную машину.
— Гражданка, фашисты в городе есть?
— Що, сынку, кажешь? — Бабка уцепилась за калитку. — Куди вам потрибно ихаты?
— Говорю, власть какая в городе? — повысил голос Любимов.
— Звычайна влада. Як завжды. А що? Що-нэбудь трапылось?
— Германцев в городе нет? — спросила с кузова Катрин.
— Та вы що? Я кий гэрманець? Цэ скильки рокив тому було, — хозяйка коз перекрестилась.
— Значит, в городе Советская власть? А не врете, гражданка? — с угрозой спросил Сопычев. — За ложные сведения знаете, что бывает?
— Яка, Радянська! Я ж кажу — як звычайно. Що вы даремно лаетэся ни свит ни зоря? Лаеться вин, як той собака. Изжайтэ, куды ихалы, — бабка замахала сухой лапкой.
— Вы, гражданочка, извините, нам только… — начал лейтенант, но бабка неожиданно тонко и громко закричала:
— Так проижджайтэ вы, бисовы диты, щоб вас чорты зжерлы. Жужжать отут и жужжать. Спокоя ниякого нэма. Лаються щэ. Ни сорому, ни совисти…
Басом загавкала собака в соседнем дворе. Ее поддержала другая псина.
— Оставь ее, лейтенант. Едем, — болезненно сморщилась Катрин.
Грузовик газанул, дернулся вперед. Катрин, держась за крышу кабины, смотрела, как вслед полуторке яростно грозит старушка.
— Вот вражина, — сказал Сопычев.
Тут Катрин готова была с ним согласиться.
Городок был пуст. Закрытые ставни, серые заборы, дома, погруженные в рассветную дремоту. Ни единого человека. Только ветви деревьев, тоже кажущиеся серыми в рассветном воздухе, покачиваясь, тянулись из-за заборов.
Грузовик резко повернул, едва не выскочив на тротуар. Катрин качнулась к борту, уцепилась крепче. Проскочили мимо двухэтажной школы, почты. Девушка по-прежнему не замечала ни единой живой души. Мелькнула нелепая мысль: может быть, все эвакуировались? Осталась бабка с козами да собаки на страже. Как же, все здесь, сидят по домам, ждут указаний новой власти. Или старой — это как повернется. А мотор полуторки еще и всех случайных прохожих отпугивает. И понятно, никакая серьезная власть так ошалело носиться не будет.
Машина выскочила на мощеную площадь, кажущуюся из-за своей пустынности гораздо больше, чем на самом деле. Пролетел мимо какой-то странный дом, бугрящийся изобильной лепниной от тротуара до самой крыши. Улица сузилась, старые дома теперь выстроились с обеих сторон, заставляя снижать ход. За домами высился шпиль костела. Полуторка уже выскочила к реке, перелетела горбатый каменный мост и повернула налево. Не успела Катрин удивиться тому, что в крошечных Камарах существует настоящая, выложенная камнем набережная, как эта набережная осталась позади. Машина со скрипом и лязгом затормозила. Девушка с трудом удержалась на ногах.
Мощеная площадка перед низкими воротами, глухая стена, уходящая вдоль заросшего берега речушки. Крыльцо красного кирпича, двери с казенной вывеской. «В/Ч № 57068. Комендатура». За зарешеченными окнами никакого движения.
Из кабины выглянул напряженный лейтенант Любимов.
— Проверим? — Не дожидаясь ответа, он спрыгнул на землю.
«Может, не надо? Хватит с нас фанатизма», — подумала Катрин, выпрыгивая из машины.
Совсем рассвело. Пахло бензином и свежей зеленью. Вдоль забора ветерок небрежно перебирал листы каких-то документов. Тихо. Мертво…
— Глядите в оба, — приказал лейтенант бойцам. Николаич завозился в кабине, разворачивая длинную винтовку. Сопычев уже давно взял оружие на изготовку. Над бортом торчал только курносый нос и штык.
— Пойдемте, товарищ Мезина, — прошептал Любимов. — Вы сзади идите, если что — сразу к машине. Портфель вам зачем?
— Будем протокол писать, — ответила Катрин. Она видела, как парень переложил «наган» из руки в руку, чтобы вытереть вспотевшую ладонь. Нервничает. А кто не нервничает? Самой не по себе. Свой револьвер девушка засунула за ремень сзади. Зачем захватила портфель, и сама не знала. Надо думать — для представительности, — вошла в роль.
Они успели сделать несколько шагов к крыльцу, как дверь распахнулась. Выглянул узколицый милиционер.