И она позволила мне закинуть её на кровать и одеть в чистую рубаху. Потом я отмывала тумбочку и стены. Готовила ужин. Кормила бабушку дочка, а она сжимала губы и отворачивалась.
После этого мы поставили на кровать доски в виде ограничителей и закрыли их одеялом, так как она била о них руками. Но мы целый день на работе, дочке её на кровать не поднять, а пол холодный. Пусть уж лучше синяки на руках, чем воспаление легких.
Как-то в выходной заявился наш хозяин, вначале он начал орать, что не соглашался, на то чтобы еще и мама жила в доме. На что я ему ответила, - Мы снимали дом для семьи, количество человек не оговаривалось. Мама член моей семьи, хотите поспорить?
Спорить он не стал, но потребовал с начала следующего месяца внести оплату за аренду, так как мы выполнили не всё, что было в договоре. Я показала ему расчеты с указанием выполненных работ, с суммой за их выполнение, с чеками за использованные материалы, по этим расчетам получалось, что еще как минимум месяц мы имели право жить не оплачивая. Но Вася сказал, - Вот все доделаете, тогда вернёмся к этому разговору, а мне сейчас деньги нужны.
Мама умерла в шестьдесят два года, в ночь на двадцать шестое марта. Мы проснулись среди ночи от странных звуков. Сергей сказал, - Лежи, я сам проверю.
Вернувшись проговорил, - Похоже помирает, агония у неё. Я попробовал дать воды не реагирует.
Мы вызвали скорую, но к их приезду все уже закончилось. Нас с Марой, Сергей к маме не пустил, с врачами общался сам. Чуть позднее приехала труповозка и маму увезли в морг.
Я не знаю, как описать, что я тогда чувствовала. Это были довольно противоречивые чувства.
Это было и горе, чувство потери, опустошения -потому что мамы больше нет. И у меня словно пропало часть души.
Это было и чувство облегчения, потому что уход за больным человеком требовал времени, а у меня его не было, и на четырнадцатилетнею девочку ложилась вся нагрузка по уходу за бабушкой в то время, пока мы работали. Это было чувство облегчения еще и потому что страдания для мамы закончились и у неё больше ничего не болело.
И это было чувство стыда. Мне было стыдно, за то, что я смалодушничала и не подошла к маме, когда она умирала, за то, что позволила уйти ей в одиночестве. Стыдно за то, что не смогла дать ей должного ухода, за то, что не сдержалась и ударила её.
У меня было особое отношение к маме, я жалела её. Понимала, что она была глубоко несчастным и слабым человеком, Она слишком мало видела в своей жизни хорошего. Я походила на неё характером. Я была так же слаба и нерешительна и ненавидела себя за это. И вот теперь мамы нет, и мне грустно, что мы так и не поговорили с ней по душам.
Организацией похорон занимался Сергей. На Цинковом уже давно никого не хоронили, но он сумел договориться. И мама похоронена недалеко от Сережкиной матери.
А поминки мы справляли в деревне. Там были все её подруги, знакомые. Там прошли её последние дни жизни.
Мы прожили по этому адресу почти девять месяцев и хорошо, что не успели потратить деньги на краску и кровельный материал, так как в мае нас ошарашили. Пришел незнакомый мужик и сказал, что он купил этот дом и дает нам две недели, чтобы мы съехали.
Оказывается, Вася показывал дом покупателям, пока мы были на работе.
Глава 29
Мне нравилось работать в госпитале. Я подружилась с Анной и Татьяной из массажного кабинета, и девчонки делали мне массаж. Господи, это было такое наслаждение.
С санитаркой Верой, мы ходили собирать грибы в бору, что начинался сразу за забором. Подружилась я и с заведующей лабораторией, очень красивой и интересной женщиной. Она поделилась со мной секретом своей чистой и практически без морщин кожей. Оказывается, она каждое лето замораживает дольки абрикосов, а потом раз в неделю достает их из морозильника и замороженными массирует лицо по линиям, до тех пор, пока в руках не остается ничего. Минут через десять умывается прохладной водой и наносит увлажняющий крем. Замораживает она в ванночках для льда и отвары петрушки, ромашки, календулы и затем умывается ими. Познакомилась в госпитале я и с Ольгой, эта стройная, красивая и молодая женщина, торговала по организациям одеждой и косметикой. Так как по отделениям ей ходить с вещами было нельзя, она попросилась выкладывать товар у меня. Мне было не жалко, и мы частенько разговаривали с ней за жизнь.
Как –то пришла она, выложила вещи и молчит.