— Надеюсь, нам сюда?
— Выше! — коротко бросил Ник и повел нас на третий этаж, где и располагался обещанный хозяином чердак.
Змей только печально вздохнул, выпустил мою руку и поплелся следом.
— Ладно. Тогда, может, хоть накормят. Согласен жить и на чердаке, если мне будут прислуживать такие нимфы.
Вскоре мы остановились у одинокой двери и, дождавшись когда Ник откроет дверь, шагнули в наши хоромы. А по-другому и не скажешь! Что такое рафинированное убранство второго этажа по сравнению с этим?
Деревянные стены давно не знали уборки, и вместо ковров на них висели узоры застарелой, лохматой от пыли паутины. Мебели не было и в помине. Кровати, стол и стулья здесь заменяли несколько настланных друг на друга зашарканных ковров, но! Здесь было огромное окно, сквозь распахнутые рамы которого в комнату врывался напоенный солнцем и каким-то сладким ароматом ветер, а настланные друг на друга ковры оказались чистыми и удивительно мягкими. Более того! На них было накидано с десяток мягких подушек. Но самое главное я нашла за ширмой в самом углу нашего огромного жилища. В деревянной лохани меня дожидалась чистая, теплая вода, рядом лежал кусочек мыла и огромное, раскрашенное дивными узорами пестрое полотенце.
Конечно, я возжелала вымыться, и немедленно. Мужчины наотрез отказались уходить, но клятвенно пообещали не подсматривать.
Ладно. Поверю на слово!
Забравшись в лохань, я, не переставая коситься на ширму, наскоро вымылась. Конечно, это вам не батюшкина баня, но после стольких дней скитаний я была безмерно счастлива смыть дорожную пыль. А что еще нужно для счастья тому, у кого украли настоящее и будущее оставляет желать лучшего? Натягивать на себя пыльные, пропитанные потом вещи я так и не решилась. Замотавшись в длинное, скрывающее меня с головы до ног полотенце, я, как могла, постирала, а точнее, прополоскала одежду и, оставив ее в мыльной воде, вышла из-за ширмы.
— А где бы мне повесить вещи?
— Ты что, истратила всю нашу воду, чтобы постирать вещи? — Ник, возлежавший на подушках, даже сел. — А отдать служанке ты их не додумалась?
Не додумалась! Я вообще думала, что служанки к нам не приставлены и уж точно не будут стирать тряпки какой-то славички. Но об истинной причине моего трудолюбия он не узнает!
— Еще чего! — Путаясь в полотенце, я, семеня мелкими шажками, прошествовала к ложу из ковров и уселась подальше от обосновавшихся там мужчин. — Вообще-то я не доверяю свою одежду какой-то сарайной прислуге!
— Тогда ходила бы в грязной! — Похоже, Ник оказался весьма недоволен моим подвигом. Жаль! Для кого я вообще его совершала? Хотела быть чистой, с волнистыми волосами, чтобы он увидел меня и понял… Не знаю, чего он там в моих мечтах должен был понять, но явно не то, что я истратила на свои нужды всю теплую воду! — Ты пойми! Мы практически в пустыне! В оазисе! Да! Но даже в оазисе воду надо тратить аккуратно, думая не только о себе, но и о других страждущих!
— А я и думала! — От обиды руки сжались в кулаки. — Только не знала, что страждущие будут такими скандалистами и дураками! Попроси прислугу заменить воду! Как-никак ты сам дал понять хозяину нашу значимость!
— Если я это сделаю — воду мне принесут, вот только кто-то из постояльцев не получит своего омовения! А я, в отличие от тебя, не такой эгоист! — Ник поднялся и прошел к окну, а Змей полез меня утешать:
— Да ладно, принцесса! Никита шутит. Он прекрасно может превратить грязную воду в чистую, а холодную в горячую.
— Только не буду этого делать! — Ник резко обернулся и посмотрел на Змея. — Потому что мы в Шамаханском шахстве.
Змей хотел ему что-то ответить, но тут в дверь робко поскреблись, и он мгновенно обо всем забыл, уставившись заблестевшими глазами на дверь.
— Неужто и к нам залетела гурия?
— Можно?! — вдруг рявкнул из-за двери хриплый женский голос.
Это было так неожиданно, что я, забыв недовольство Ника, едва не покатилась от смеха, разглядывая озадаченную морду Змея.
— Наверное, это очень злая гурия. Или, может, это ее мама? Фурия?
Он вспомнил, что стянул с головы капюшон, и резво принялся натягивать его обратно. Даже Ник перестал разглядывать открывающийся из окна вид и вернулся на ковер.
— Можно!
Дверь распахнулась так, словно в нее толкнулся ураганный ветер, и к нам ввалилась необъятная толстуха с раскосыми глазами и страшной волосатой бородавкой на баклажаноподобном носу. Мы все невольно сжались, ожидая громогласного продолжения, но тетя вдруг расплылась в очаровательной улыбке и хрипло пропела:
— Ассалам алейкум, драгоценные мои! А меня к вам Хасан-ага послал. Говорит, расстарайся, Зейнаб-джан! К нам гости именитые приехали! Уважь их как следует!