Осколки ревности
Олега я нашла с трудом. Пришлось полчаса дефилировать возле его училища в поисках подходящего кандидата, а потом униженно просить двух входящих внутрь курсантов найти Олега и передать ему записку. В записке я просила свидания на том же месте, где мы встречались в последний раз. Почему-то мне казалось, что по телефону всего не объяснить и гораздо лучше в данной ситуации встретиться лично. Встречу я назначала на воскресенье, а в случае отказа просила об этом сообщить. До воскресенья Олег не позвонил. Это и радовало меня, и огорчало одновременно. Мне почему-то казалось, что он будет звонить в любом случае, хотя бы чтоб услышать мой голос.
В воскресенье с утра я чувствовала себя особенно скверно. Тошнота не отступала, тянул низ живота, а лицо опухло так, что этого не мог скрыть никакой макияж. Я все пыталась подсчитать, какой же у меня срок, но не смогла. Талия, правда, пока не располнела, и даже видимости животика не намечалось, но ноги уже стали отекать, и общее ощущение было такое, словно я маленький гиппопотам. Я надела на встречу элегантные оливковые брючки и модный свитер с высоким воротом. Сделала красивую укладку. И все равно осталась недовольна своим внешним видом. Да ладно, какая разница! Для любящего мужчины беременная женщина всегда прекрасна. Подбадривая себя этим оптимистическим девизом, я отправилась в путь. Но в метро мне вдруг стало так плохо, что я чуть не потеряла сознание. Голова закружилась, уши почему-то заложило, а перед глазами замелькали черные мушки. Какой-то пожилой мужчина уступил мне место, я с благодарностью улыбнулась ему и села. Конечно, тут же нашлись злопыхатели. Особенно усердствовала полная дама с пережженной химией на голове.
– Вот молодежь пошла! Накурятся всякой дряни, потом рассядутся в метро, а приличные люди должны стоя ехать!
Я пыталась ее не слушать, как-то отвлечься, думать об Олеге и нашем ребенке, но пронзительный противный голос продолжал раздражать барабанные перепонки. В итоге на Чернышевскую я приехала с совершенно испорченным настроением. Попыталась успокоиться, пройдя по улице Петра Лаврова, недавно переименованной в Фурштатскую, но при виде свадебных машин расстроилась еще больше. Вид чужого счастья в этот день вызывал тупую щемящую боль в сердце, которое, словно вещун, предсказывало беду.
Олег меня уже ждал. У тех самых каруселей. Его высокую подтянутую фигуру я увидела издалека. Ах, как к лицу ему была форма, как лихо сидела фуражка с кокардой на черных, как смоль, волосах! Я даже немного замедлила шаг, любуясь прекрасной осанкой и военной выправкой любимого, прямым разворотом его широких плеч, гордой посадкой головы. Олег курил, отставляя руку в сторону таким знакомым мне нетерпеливым жестом, и стряхивал пепел прямо на пожухлую траву. Вид у него был мрачный. Я взглянула на часы и заторопилась.
– Олег!
Он не шагнул мне навстречу, не раскрыл объятий. Что ж, после того, что наговорила ему мама, он имел на это право.
– Здравствуй.
– Здравствуй.
Мы с минуту постояли молча, просто глядя друг на друга. И впервые никаких токов между нами не пробегало. Олег смотрел как-то неопределенно, я ничего не могла прочесть по его глазам, прежде таким родным и понятным для меня. Он словно бы закрылся изнутри. И голос тоже был отстраненный, как чужой.
– Пойдем присядем.
– Пойдем.
– Мороженого хочешь?
– Нет.
Мы подошли к скамейке. Не той, давешней, а другой, стоящей прямо на аллее. Я присела. Олег выкинул сигарету в урну и молчал. Мне в голову тоже ничего не приходило. Когда я сюда ехала, мне казалось, что стоит нам увидеть друг друга и все решится само собой, все как-то образуется. Но этого не происходило. И это приводило меня в замешательство. Я же знала, что мы умеем понимать друг друга без слов!
– Наверное, я должна как-то объясниться.
– Думаю, да. Это же ты меня сюда позвала.
– Мама мне рассказала, что вы встречались. Я должна извиниться за нее. Она не ведала, что творит.
– Да? А мне казалось, что извиняться ты должна за себя. Это ведь ты говорила мне в один прекрасный вечер, что твоя мама все о нас знает?
Я покраснела.
– Прости. Я ей так и не рассказала.
– Что еще в наших отношениях было ложью?
– Олег! Как ты можешь так говорить?
– А как ты могла со мной так поступить? Что я должен был чувствовать, когда твоя мамаша едва не спустила меня с лестницы, а потом выставила на посмешище перед этим твоим приятелем?!
– Каким еще приятелем?!
– Тем, который ходит к вам пить чай, как к себе домой! И знает, где у вас лежит сахар. И возможно, многое другое.
– Олег, о чем ты говоришь?
Я искренне не понимала, кого Олег имеет в виду, а он мне не верил. Совсем не верил. Считал меня законченной лгуньей и вертихвосткой. Боже мой, мама, ну почему ты мне не рассказала, что во время визита Олега у нас дома кто-то был? И кто вообще это мог быть?!
– Поверь мне, у меня нет никаких приятелей. Я никого не вожу домой. И я действительно не представляю, о чем, точнее, о ком ты говоришь!
– Ну да, так я тебе и поверил. И этот Коля как-то-там тебе не знаком.
– Коля? Коля Добролюбов?
Напряжение мгновенно спало, и я расхохоталась так облегченно и насмешливо, что Олег слегка сконфузился.
– Так ты меня к Коле приревновал? Ты что, с ума сошел?! Он же мне в пупок дышит!
– Ну так и что? Твоя мама с ним так миндальничала.
– Еще бы! Колька влюблен в меня с незапамятных времен. Таскается к нам по любому поводу не первый год. Чинит маме розетки, вешает люстры, используется в качестве бесплатной тягловой силы ну и по медицинской части, давление там померить, укол поставить. Он же в медицинском учится!
Олег стал потихоньку оттаивать. Присел рядом со мной на скамейку, взял за руку, заглянул мне в глаза.
– А ты мне не врешь?
– Конечно, нет! А маме я уже все высказала по поводу ее вмешательства в мою личную жизнь. Она исправится. Тем более что другого выхода у нее нет, иначе мы пригрозим ей, что не позовем на нашу свадьбу!
– Оленька, так ты...
– Да, Олег, да. Я согласна!
Он подхватил меня на руки, закружил, как сумасшедший, по газону, стал целовать мое лицо, шею, волосы.
– Дорогая! Любовь моя!
– Ах, дурачок, отпусти меня! Как у тебя вообще совести хватило во мне сомневаться?!
– Все. Больше не буду! Отныне пусть нашим девизом будет доверие друг другу всегда и во всем!
Я милостиво улыбнулась.
– Как ты съездила, рассказывай.
– Отлично. Посмотрела Рим, заработала немножко денег и упрочила свою репутацию как хорошего профессионала. Мой ролик скоро будут крутить здесь, в России. Джузеппе сказал, что приблизительно через две недели они его запустят и по московскому телевидению.
– Ага, понятно. Посмотрим, чем ты там занималась. А кто такой Джузеппе?
– Большой человек! Главный специалист по рекламе. Но на самом деле он маленький, толстенький, плешивый и ему под шестьдесят лет. Так что не ревнуй.
– Не буду. – Олег зарылся носом в мои волосы. – Если б ты только знала, как же я по тебе скучал!
– Я тоже очень скучала.
– И неужели никто не скрасил твое одиночество?
– Я скучала по тебе даже в великосветском обществе! – с пафосом ответила я.
Он засмеялся. Ласково провел рукой по моей щеке. Убрал с лица непослушную прядь волос, заправив ее за ухо.
– Красивые сережки. Очень тебе идут, и изумруды как настоящие.
– Они и есть настоящие!
– Правда? Такие большущие! Ты на них, наверное, весь гонорар свой потратила.
– А вот и нет! Мне их Марио подарил.
– Кто? – на щеках у Олега заиграли желваки.
– Да так, один пылкий итальянский поклонник. – Я уже жалела, что вообще упомянула имя Марио. Следовало ожидать, что Олегу это не понравится.
– Пылкий, говоришь?!
– Я неверно выразилась. Просто очень настойчивый.
– И, судя по подарку, его настойчивость имела успех!
– Олег, прекрати немедленно разговаривать со мной в таком тоне! Я ничего позорного не совершила, и мне не в чем перед тобой оправдываться!