И все же я извивалась, когда он пробовал меня на вкус. Я извивалась, издавая ужасающие, ободряющие звуки, и желала… большего.
В моем лоне горел огонь, возбуждение было таким сильным, что я чувствовала себя странно, если бы он не делал такую великолепную работу, чтобы облегчить его. Каждое прикосновение его холодного языка успокаивало жар, одновременно усиливая его.
Мои ноги были раздвинуты так широко, что от этого заныли мышцы, но Олдриг крепко держал меня, и вскоре боль исчезла. Было только восхитительное, сверхъестественное удовольствие, нарастающее в моей сердцевине. Я зажмурила глаза, отключаясь от мраморного потолка и танцующих теней, отбрасываемых огнем на алтаре.
Я отключилась от всего и сосредоточилась только на его крепкой хватке на моих бедрах и прохладном давлении на мою киску и клитор. Холод от его прикосновений все еще шокировал, но теперь он также посылал по мне порочные мурашки удовольствия.
Когда он накрыл своим ртом всю мою сердцевину и погрузил язык внутрь, я вскрикнула, мое тело напряглось. Его язык был большим, как и все остальное в нем, и это растяжение обжигало…
А потом перестало. Холод успокоил боль, и когда он высунул язык и протолкнул его обратно в меня, я ахнула от того, как это было приятно.
Не от мира сего.
Я никогда не была с мужчиной, была слишком занята работой, чтобы обеспечивать свою семью, даже когда мои родители были еще живы. Времени на романтику не было, и мысль о том, что я забеременею и принесу еще одного ребенка в нашу бедную семью, заглушила все другие желания, которые у меня могли возникнуть.
За исключением того, что теперь рождение ребенка обеспечит мое место рядом с Олдригом. А отдать себя мужу означает, что моя семья будет спасена.
Когда язык Олдрига скользил во мне, холодный, твердый и безжалостный, я парила в странном месте, где мое тело казалось легким и живым. Оно гудело от удовольствия, и каждое холодное прикосновение делало ощущения более сильными, пока все, что я могла делать, это дрожать и хныкать, подавленная нарастающим внутри меня давлением.
У меня был некоторый опыт, я играла сама с собой в те редкие моменты, когда могла побыть одна, но это… Это было что-то совершенно другое. Холод его прикосновения каким-то образом сдерживал меня, а это означало, что напряжение продолжало нарастать, не ослабевая.
Каждое движение его языка, каждое дразнящее облизывание и толчок поднимали меня все выше, пока не стало казаться, что ничего не существует, кроме моего тела и меня самой, запертой внутри, лишенной контроля.
Наконец, я почувствовала, что что-то внутри меня может сдаться, сломаться в любой момент, и я…
Олдриг остановился и выпрямился, его лицо было высоко надо мной.
— Пожалуйста, — прошептала я, неуверенная, о чем прошу. Все, что я понимала, — это охватившее меня разочарование.
Он улыбнулся, белые зубы блеснули на его синем лице, цвет его кожи стал более насыщенным. Я покраснела, когда увидела, как заблестели его губы.
Олдриг схватил кувшин с маслом, не вставая, его длинная рука легко дотянулась до него. Я попыталась приподняться, но он прижал мой живот к кровати, бросив на меня предостерегающий взгляд.
— Лежи.
Тихий смех раздался с другой стороны комнаты, и я вспомнила, что мы были не одни. Как я могла забыть? Вот я лежу, полностью открытая, и все выставлено на всеобщее обозрение, в то время как другие великаны могли все видеть, и…
Прохладное, влажное прикосновение между моими половыми губами прервало ход моих мыслей. Я ахнула, приподнимаясь на руках, чтобы видеть, и выбросила из головы мысль о том, что были другие.
Олдриг вылил масло на мое лоно, и золотое, маслянистое зелье растеклось по мне, скатываясь к попке и растекаясь подо мной на простынях.
— Это… грязно… — тихо сказала я, потому что на самом деле я не возражала.
Олдриг что-то проворчал в ответ и отставил в сторону кувшин. Я была вся мокрая и липкая, и блестящая от масла, которое покрывало мою опухшую кожу. От этого ощущения по мне прокатилась новая волна жара, и мое лоно сжалось в ожидании.
Произошло и кое-что еще. Мое естество приятно согрелось и расслабилось, напряжение ушло. Внезапно я почувствовала себя гораздо более открытой и податливой, и волна удовольствия захлестнула мой таз.
— О.
Олдриг поднял глаза, нахмурив лоб. Он провел по мне пальцами, кончики которых мягко вращались в масле, в то время как его взгляд сосредоточился на моем лице.
— О! — снова сказала я, открыв рот и тяжело дыша. — Это ощущается так…