Выбрать главу

«Какая странная игра слов, – думала Злата, – хоронить, чтобы ожить, и жить, чтобы хоронить…».

Дядю Рубика хоронили рядом с могилой его деда, адвоката Лусегена Вартаняна, недалеко от захоронения профессоров Варшавского университета, который эвакуировали в Ростов во время Первой мировой войны. Злата бывала здесь раньше вместе с дядей Рубиком, который очень гордился тем, что его дед помогал создавать Ростовский университет на базе Варшавского. Вот только с обвинением в контрреволюционном заговоре ни Лусеген Вартанян, ни варшавская профессура не смогли пережить Гражданскую войну, которая на Дону была особенно ожесточённой. Однако университет в Ростове остался, как осталась и коллекция деда, которую отец дяди Рубика, заведующий городским архивом, изрядно пополнил. В период между двумя Мировыми войнами это было не сложно: история переселения народов на Дон тогда мало кого интересовала, а древняя утварь, церковные книги и прочие артефакты времен исхода армян из Крыма, не имели почти никакой ценности в том революционном кураже. Но отца своего дядя Рубик помнил плохо, пропал тот без вести в 1943 году, поэтому и хоронили краеведа Вартаняна рядом с дедом.

Скромно одетые сотрудники музея, немногочисленные родственники дяди Рубика – его пожилая сестра Тома и её семья, все в строгих чёрных костюмах несмотря на жару, да Злата с Румыном и Рыжим, вот и вся траурная церемония. Мужчины хмурились, женщины вытирали слёзы. Плакала и Злата, сжимая в кулаке золотой дукат, который она зачем-то принесла сюда, горюя по человеку, сумевшему подарить мечту маленькой девочке, ничего не попросив взамен.

– Деточка моя, спасибо, что ты с нами, – сердечно прижала Злату к груди располневшая армянская старушка, когда все начали расходиться. – Брат так любил тебя… Не уходи сейчас, пойдём в дом, когда он умер я тебе только монеты отдала, как он и просил, а там ещё бумаги и письмо есть для тебя, я его не вскрывала… Рубик, как чувствовал, – горестно всхлипнула тётя Тома, снова доставая давно промокший носовой платок, – перед самой смертью распорядился на твой счёт… И мальчиков зови, надо помянуть Рубика, светлый был человек, царство ему небесное… Все любили его, даже с похоронами помогли совсем незнакомые люди… – всхлипывала тётя Тома.

Они молча возвращались по центральной аллее к южному выходу из кладбища. Будущая профессия уже заявляла свои права, и Злата особо не вглядываясь, видела в старых обломках скульптур, обелисков и крестов замысел неизвестного автора. Отмечала ценные породы камня – мрамор разных цветов, гранит и лабрадорит. Читала орнаментальную резьбу и архитектурную выразительность уцелевших мавзолеев-часовен с подземными усыпальницами, колоннами и фигурами ангелов. А маленькая одинокая девочка всё это время отчаянно сжимала в кулаке подаренную Учителем монету с дыркой…

В старой коллекции Лусегена Вартаняна когда-то было три таких монеты. Две из них нашли на берегу Сухого Чалтыря, в десятке вёрст от монастыря в 1883 году. Длинную глубокую балку, что протянулась от Темерника до Мёртвого Донца, и рекой-то назвать можно было с большой натяжкой. Били ключи на самом дне балки, оттого зарастала она камышом, редкими ивами и заполнялась только весной, когда сходили в неё снеговые воды окрестной степи. Берега Сухого Чалтыря были покрыты колючим тёрном, продраться к роднику можно было лишь с левого склона балки, правый уж больно крут. Но мало имелось открытых подходов к воде, пропадала скотина здесь, в колючих кушерях6 водились бирюки7, оттого места эти имели дурную славу и считались дикими. Лишь длинным крюком по степи могла повозка пересечь балку, поэтому община богатого армянского села Чалтырь и решила построить тут мост, дабы спрямить дорогу на Таганрог.

В поисках пологого склона строители неожиданно наткнулись на останки сразу шести волов. Истлевшая упряжь и три полусгнившие повозки – всё указывало на то, что сгинул этот обоз на дне глубокой балки очень и очень давно, но никто, даже из самых древних стариков, не помнил о такой пропаже. А когда здесь же, на склоне Сухого Чалтыря, нашли два захоронения, то по округе поползли слухи о Запорожской казне. По истлевшей одежде трудно было судить, кто похоронен тут, запорожские или донские казаки, но и в одной, и в другой могиле обнаружилось по золотой монете. Грубо пробитые дырки и остатки сгнившего кожаного шнурка явно говорили о том, что носили их на шее. Версия о разбое тут же отпала, потому как стоила каждая такая монета дороже всех этих волов вместе взятых, но никто не покусился на золото, а значит, хоронили мёртвых свои, быть может, в надежде вернуться.

вернуться

6

Кушери́ – непролазные кусты на казачьем диалекте.

вернуться

7

Бирюк – одинокий волк.