Дядю Рубика – Вартаняна Рубена Эдуардовича – Злата сильно уважала. Да иначе и быть не могло. Всё, что знала она о монетах, знала от него, потомственного краеведа и коллекционера всяко-разных тайн и тайночек, которые от Екатерины Великой до революции хранили в себе когда-то два таких разных города, как армянский Нахичевань-на-Дону и русский Ростов, разделённые всего лишь межой на Ничейном поле. Уже и нет давно городов этих, родился на их месте советский Ростов-на-Дону, а старые тайны живут, пока жив дядя Рубик. Пока был жив.
Это он выпестовал Златкину мечту. Десятилетиями собирал её по крупицам, отшлифовывал, перепроверял, а затем щедро, как умел только он, подарил. Подарил странный золотой дукат с грубо пробитой дыркой. Их было три таких монеты, одну из которых он и отдал Злате.
«Арапчик» – это ласковое название старинного дуката больше всего нравилось ей. Почему голландского рыцаря в доспехах, с мечом в одной руке и пучком стрел в другой, в России, где эти монеты имели хождение наравне с Европой, приняли за арапа, сказать трудно. Много позже Злата пыталась выяснить это, но ни один справочник не давал исчерпывающего ответа. Как ни крути, а версия дяди Рубика, которую она услышала первой, оказалась ещё и самой убедительной, ведь он знал так много, что даже если он чего-то не знал, то додумывал так легко, что поверить ему было легче, чем самой толстой энциклопедии.
– Деточка моя, это легендарная монета, – с восхищением говорил дядя Рубик, разглядывая и крутя в пальцах дукат, – легендарная настолько, что её часто называют первой торговой монетой мира. Два десятка стран тайно чеканили её и, кстати, Россия дольше всех – лет сто – пока голландцы не возмутились. Нидерланды и сейчас выпускают эту монету, как коллекционную. И за 400 лет с хвостиком, дукат совсем не изменился – всё то же золото 986-й пробы, те же три с половиной грамма веса – золотой стандарт, одним словом. А почему «арапчик»? Кто знает, кто знает… – дядя Рубик задумчиво смотрел на Златку поверх очков. – Может дело в том, что дукат был скопирован с марокканского динара… Здесь, знаешь ли, любопытная логическая цепочка вырисовывается: Голландия долго была провинцией Испании, а та, в свою очередь, несколько веков до этого принадлежала Великому арабскому халифату, и какая-нибудь династия мавров правила испанским эмиратом из Марокко. А мавры по-русски кто? Правильно, арапы, – увлечённо придумывал дядя Рубик не в силах остановить полёт фантазии. – Дело в том, что в раннем средневековье золотые монеты чеканились только в Византии или том же Халифате. В Европе монету били в основном из серебра и меди, поэтому неудивительно, что крестоносцы вместе с золотом привезли с Востока ещё и традиции золотой чеканки. Голландии, возможно, это всё в наследство через Испанию и досталось. Сунули севильскому воину-аббасиду в руку связку стрел, как символ независимости северных провинций от испанской короны, и мавр сделал своё дело – превратился в голландского рыцаря. А память-то осталась! Вот, видимо, по старой памяти и прозвали дукат в России арапчиком. Средневековая глобализация, так сказать, – смеялся дядя Рубик, – все знали всё друг про друга не хуже, чем сейчас…
Высокий, худой и вечно лохматый дядя Рубик был потомком тех крымских армян, которых в конце 18-го века генерал Суворов переселял в донскую степь под стены крепости Св. Дмитрия Ростовского, подрывая экономику ханского Крыма перед очередной войной с Турцией. С возрастом у всех мужчин в роду Вартанян густые чёрные усы под крючковатым носом прекрасно уживались с абсолютно седой гривой волос на голове. Не был исключением и дядя Рубик. Именно таким его и увидела Злата первый раз на пороге областного краеведческого музея, куда двенадцатилетним подростком, по простоте душевной, притащила целую коробку позеленевших от коррозии пулемётных гильз.
Она тем летом совершенно случайно сделала открытие, что в земле прячется много любопытного, надо только знать, где искать. Тогда она даже и не искала, просто стояла на высоком берегу Дона над причалом Кошкино, смотрела вслед уходящему ПС-19 с Ромкой и Сашкой на борту и злилась на себя за своё опоздание, ведь так не хотелось возвращаться домой, где что-то непонятное происходило с родителями, хотелось купаться с этими уплывающими без неё обормотами, кидаться песком и бегать на проходную завода пить газировку из старого автомата. Ромка что-то кричал и махал руками, Рыжий как всегда кривлялся и строил рожи, и от этого она злилась ещё сильнее, даже несколько раз топнула пяткой в сердцах и… чуть не съехала вниз вместе с большим комом земли, который с весны нависал над берегом, подмытый половодьем.